хочешь идти. Лишь бы документ на руках был…

Вдруг, я заметил троих красноармейцев с винтовками:

— А, эти?

Тот, тут же потянул меня за рукав:

— Патруль! Уходим!

Выйдя на улицу, служивый махнул рукой:

— А ну их с их буржуйским «Баром»! Пойдём в «Кипяточную», товарищ, что возле «Балтийца» — там никогда ни патрулей, ни милиции нет.

Уточняю:

— «Балтиец» — это завод?

— Совершенно верно!

— «Кипяточная», это…?

— Пивнушка.

Декламирую из народного творчества:

— «Пиво пить — только хрен гнобить»!

Хохотнув, согласился и уточнил:

— Водку там тоже можно купить — если деньги есть.

— Ну, тогда пойдём…

Долго идём… Сбоку Нева-река серебрится… Заборы… Покривившиеся домики… Длинной полосой тянется село-фабричный городок… Дым заводов… Заводы-фабрики…

Наконец, почти пришли:

— Счас, завернём за угол и на месте.

Вопию:

— Ивашка! Это что ещё за «Зомбокалипсис»⁈

Если бы были на голове волосы — они бы дыбом от ужаса встали. Люди, как отравленные дихлофосом мухи, с бессмысленно блуждающими глазами шатаются по заводскому кварталу, испуская какое-то невнятное бормотание.

Мой новый знакомый лишь махнул рукой:

— Получка в пятницу у заводских была! Эти, видать пропили всё — опохмелиться в понедельник не на что. Пойдём, чё встал? Или хочешь и их «подлечить»?

— Нет, не хочу.

«Зомбаки», услышав человечью речь, а может почуяв исходящее от наших тел тепло — несколько ожили и потянулись в нашу сторону, что-то мыча.

— Бежим!

Не успели подбежать к «Кипяточной» (оказавшейся обычной забегаловкой, расположившейся — едва ли не у проходной завода), как услышали длинный гудок.

«Ивашка под простоквашкой» только ахнул:

— Опоздали…

Не успел я спросить, «почему и куда» мы опоздали, как послышался гул «копыт» и почувствовалась дрожь земли — как будто тысячное стадо бизонов в американских пампасах, во весь опор неслось на водопой.

— … Потому, что у заводских обед. Отойди в сторону, товарищ!

Не успел я последовать его совету, как заводские ворота под напором изнутри широко распахнулись — и из их широкого проёма вырвалась тысячаногая синеблузая толпа представителей «класса-гегемона». Расталкивая друг друга руками, они наперегонки несутся к пивнушке, снося всё на своём пути:

— УЙДИ, РАСШИБУ!!! ЁБ… МАТЬ!!!

Буквально мгновения и, вот уже первые добежавшие «счастливчики» — нетерпеливо выбивают пробки с бутылок и жадно лакают пиво прямо с горла… Остальные толпой дожидаются свой очереди, гудя как потревоженный шмелиный рой.

Вдруг смех:

— Смотри, робя — за Булыгой «буксиры» пришли!

— Хахаха! Ну, жди теперяча представленье!

Изнеможённая женщина в жалком рубище, с огромными глазами — полными слез, тянет из толпы за рукав оборванного пролетария с красным носом:

Рисунок 28 . Обложка журнала «Трезвость и культура».1929. № 2(8) на очень злободневную в 20-е годы (и не только) тему.

— Да, что ж ты, ирод…? Ты пьёшь, веселишься — а нам скажи на что жить⁈

Двое худосочных детей — мал-мал меньше и, «краше» в гроб кладут, ей помогают:

— Папа, не пей! Папа, пошли домой!

Отталкивает её, детей:

— Уйди, тварь! Пшли вон, щенки! Учить меня вздумали…

И, та падает оземь под гогот толпы, дети садятся на землю и ревмя ревут, размазывая по синюшным щеками слёзы и сопли перемешанные с грязью.

Какой-то из пожилых помогает женщине подняться, жалеючи говоря:

— Эх, бабонька, шла бы ты домой! Пока всю получку не пропьёт — вновь человеком не станет…

Дети плачут, ревут в два голоса:

— Мама, мама! Зачем ты нашла нам такого папу?

— Да, все они такие — ироды окаянные.

Та, сама плачет, с бессильной злобой их лупит:

— И вы когда вырастите — такими же будете, как ваш папка…

Захотелось выхватить свой «Бэби-Наган», и — стрелять в эти рожи, стрелять, стрелять, стрелять… И последнюю пулю себе в лоб.

Глубоко дышу, что успокоиться.

Подошёл и стараясь чтоб со стороны незаметно — молча ей сунул сложенный четверной. Не дожидаясь ответной реакции — так же молча отправился восвояси.

— Слушай, товарищ…

Еле сдержался, чтоб от всей души ему не врезать:

— Что тебе, служивый?

— Я ещё одно место знаю… Здесь, неподалёку.

Однако, с меня хватит — по крайней мере на сегодня.

— Ну, что молчишь?

Немного отойдя, останавливаюсь, выгребаю из кармана оставшуюся мелочь:

— Давай прощаться, Ивашка.

Удивлённо-обижено:

— Что? Не пойдёшь со мной? А, зря…

Задерживая передачу меди:

— Куда после дембеля… После демобилизации, куда собрался? Обратно на завод?

Предельно легкомысленно:

— А, не знаю!

Отсыпаю в протянутую руку медь:

— Вот держи и, давай «до свиданья»…

Хотя…

— Постой!

Прячет за спину жменю и насторожено, почти враждебно:

— Чего тебе?

Протягиваю визитку:

— Если после дембеля не найдёшь куда приткнуться — отыщи меня.

Не рассматривая прячет в нагрудный карман гимнастёрки и, буркнув: «Так и знал — нэпман, деньгами сорит», уходит.

Тоже медленно, сутулясь ухожу и я, а сзади доносятся всё более и более веселеющие голоса… Затем — крики, шум, гвалт, звон разбиваемой бутылки, стоны, милицейские свистки[2]…

А из подворотни неслось заунывное из «Бубличков»:

'Отец мой пьяница,

Гудит и чванится.

Мать к гробу тянется

Уж с давних пор

Совсем пропащая,

Дрянь настоящая —

Сестра гулящая,

А братик — вор…'.

* * *

Скажите — ужас, да?

Должен несколько разочаровать: это — ещё не «ужас», весь ужас ещё впереди.

Борьба красных большевиков с «зеленым змием» — закончилась победой змия и, Советская Власть в 1920-х годах — медленно, но верно отступала от когда-то торжественно данного обещания не спаивать освобождённый от оков Самодержавия народ.

Прежде всего, новыми властителя страны двигали сугубо практические мотивы: ведь доходы от продажи крепких спиртных напитков — могли существенно пополнить вечно пустой государственный бюджет, а не карманы подпольных производителей и продавцов суррогатов всех видов.

Пока они ещё держались!

Но, уже с 3 декабря сего года — будет допущена в свободную продажу знаменитая «Рыковка» — водка крепостью 30 градусов, а с 1 октября 1925 года — «нормальная» 40-градусная. С этих пор — потребление крепкого алкоголя в стране будет расти и расти, вплоть до следующего «сухого закона» — уже при Горби Меченном.

Здесь хочется заострить один немаловажный момент…

При «сухом законе» было очень плохо — народ суррогатиной травился, не спорю.

Стало ли лучше народу, когда этот закон отменили?

Кой-чё в загашнике своего «послезнания» имею, поэтому могу предугадать события: