– Вдох и выдох, – в сотый раз повторил Саймон и вытер пот со лба, когда роженица откинулась на подушки, собираясь с силами. – Уже близко. – Она скорчилась, хватая ртом воздух, а затем продолжила тужиться. Первые раскаты грома вторили завываниям ветра. – Головка показалась! Боже, Лана, я вижу ее головку! Стой, перестань тужиться. Дыши пока, дыши. – Саймон осторожно убрал пуповину с шеи ребенка. – Вот так. Теперь давай поможем малышке выбраться. Готова?

По лицу Ланы катились слезы пополам с потом, когда она принялась тужиться. Вскоре показалось одно плечико младенца, затем другое.

Комнату и ночь за окном озарила ослепительная вспышка света. На каминной полке загорелись свечи. Очаг полыхнул.

Под материнский крик ребенок скользнул в руки Саймона, сделал первый вдох и тут же испустил собственный вопль, наполненный триумфом и радостью.

– Я держу ее. – Охваченный изумлением и ошеломленный, Саймон не мог отвести от малышки взгляд. – Я держу ее. Ого, ничего себе!

– Она прекрасна! Правда же, моя дочурка – само совершенство?

– Без всяких сомнений, – кивнул Саймон, протягивая Лане младенца. – В книге написано, что нужно держать головку новорожденной ниже, чтобы спровоцировать отток жидкостей. И я немного ее оботру, хорошо? А потом следует согреть ее.

– Моя малышка. – Смеясь и плача, Лана поцеловала ребенка в щечку. – Она родилась. И выглядит настоящей красавицей. – Когда вспыхнула еще одна молния, девушка перевела взгляд на Саймона. – Из моего чрева с твоей помощью она явилась на свет. Она и твоя дочь тоже.

Не в состоянии произнести ни слова, он лишь молча кивнул.

Затем занялся другими насущными делами, стараясь успокоиться. Рождение ребенка действительно оказалось не слишком чистым процессом. Так что к тому моменту, когда Саймон привел все в порядок и отмыл, рассветные лучи уже заглядывали в окна.

Малышка мирно посапывала на груди матери, и он понял, что будет помнить эту картину до конца жизни.

– Как насчет омлета и чая, до которого мы вчера так и не добрались?

– Я бы не отказалась поесть. – Лана осторожно провела пальцем по волосам дочери, которая унаследовала их цвет от Макса. – У меня нет слов, Саймон. Просто нет слов.

– Как ты планируешь ее назвать?

– Фэллон. Рожденная в год первый нового мира. Зачатая и спасенная одним мужчиной, рожденная благодаря другому. Я знаю, что она будет почитать обоих. Чувствую это.

Саймон принес новоявленной матери завтрак и убедился, что она удобно устроилась, прежде чем позаботиться о последе. Фермерские дела подождут.

* * *

Позднее он заглянул к матери и новорожденному ребенку, обнаружил их крепко спящими и отправился принять душ. Стоя в кабинке, пока горячие капли стекали по телу, Саймон пытался разобраться в своих чувствах.

Их оказалось слишком много.

Тогда он зашел в амбар и вернулся обратно с предметом, над которым работал по вечерам последние несколько недель.

Колыбель высотой по пояс из сосны была выкрашена в темно-коричневый цвет и мягко покачивалась при толчке.

Малышка открыла темно-голубые, необычайно пронзительные глаза, которые проникали, казалось, в самую душу Саймона.

– Черт, – пробормотал он, гладя младенца по щеке кончиком пальца. – Ты выглядишь так, словно знаешь все на свете и даже больше. Мне тоже нужно вздремнуть пару часов, так что…

А вдруг им понадобится его помощь?

Саймон пожал плечами и растянулся на кровати рядом с Ланой.

Если ей понадобится его помощь, он будет поблизости. С этой мыслью Саймон начал погружаться в сон, однако открыл глаза и заморгал, когда услышал хныканье новорожденной.

– Не буди маму, хорошо? – прошептал он, неловко похлопав малышку по крошечной ручке. – На ее месте я бы проспал не меньше месяца. – Ребенок снова захныкал и завозился. Тогда Саймон привстал, взял младенца на руки, осторожно прижал к груди и принялся укачивать. – Так лучше? Лучше, отлично. Хорошая девочка.

Он привалился к подушке и заснул. А Фэллон наблюдала за ним. Узнавала заново.

В последний день первого года нового мира Лана стояла возле окна и смотрела, как падают хлопья снега. Она укачивала Фэллон, размышляя, что им с дочерью принесет новый год.

Ровно двенадцать месяцев назад они с Максом отмечали праздник в Сохо, пили вино, смеялись, танцевали, пока тысячи людей собирались на Таймс-сквер, чтобы отсчитывать последние минуты года.

Лана часто думала о Максе. Достаточно было взглянуть на Фэллон, на ее густые волосы цвета воронова крыла и дымчато-серые глаза.

Боль утраты постепенно смягчалась. Дочь помогала исцелиться.

Как и Саймон.

Лана прекрасно знала о его чувствах к ней и видела, насколько беззаветно он любил Фэллон. А потому решила, что завершит этот год с воспоминаниями о мужчине, которого любила. И следующий начнет с того, что откроет сердце мужчине, которого постепенно полюбила тоже. А драгоценные воспоминания станет хранить глубоко в душе.

– Ты всегда будешь связывать нас, малышка, – произнесла Лана и поцеловала дочь в лоб, затем подняла ее высоко в воздух, заставив рассмеяться и задрыгать ножками. – Ты для меня весь мир.

Вдалеке залаяли собаки, и, опустив ребенка, Лана заметила приближающегося к дому всадника.

Первым ощущением стал страх. Неужели так будет всегда?

Лана переложила Фэллон в колыбель, чтобы освободить руки, и потянулась к ружью, готовая защищать свое дитя. Саймон торопливо направился к гостю.

Тот спешился, держа поводья жеребца затянутой в перчатку ладонью. На незнакомце красовался длинный темный плащ, спадавший ниже колен. Шляпы не было, так что снег падал прямо на густую черную шевелюру. В аккуратно подстриженной бороде выделялась седая прядь.

Хозяин дома выслушал всадника, оглянулся на крыльцо и вернулся в дом, оставив чужака с конем стоять под снегопадом.

– Кто это? – нетерпеливо поинтересовалась Лана, когда Саймон приблизился.

– Говорит, его зовут Маллик, и он приехал выразить почтение Избранной и ее матери. Утверждает, что не войдет без приглашения и не вооружен, но должен сообщить кое-что важное.

– Он знает про ребенка?

– Да. Вплоть до ночи, когда она родилась. Вплоть до часа. А еще знает, как ее зовут, и заявляет, что предан ей. И я ему верю. – Саймон забрал у Ланы ружье. – Но велю проваливать на все четыре стороны, если ты сама не хочешь с ним поговорить.

– Я чувствую, насколько этот Маллик силен, – сказала она. – Он позволил мне ощутить это и дал понять, что не использует магию во вред. Как бы я желала, чтобы моя дочь оставалась обычной девочкой и мне не пришлось бы делить ее ни с кем. Но… – Лана выглянула за дверь и крикнула: – Пожалуйста, входи.