— Но вы ведь продолжаете с ним видеться и разговаривать.

— Да, время от времени мы с ним встречаемся. На светских вечеринках или в клубах. Эти встречи неизбежны и никакой радости у меня не вызывают.

— Я вас понимаю, поскольку тоже время от времени сталкиваюсь на Манхэттене со своей бывшей женой и бывшими любовницами, — сказал я с улыбкой.

Джилл улыбнулась мне в ответ:

— Вы с ним разговаривали?

— Нет. Сначала я хотел поговорить с вами. Он проживает по прежнему адресу?

— По прежнему адресу и с прежней женой.

— И работа у него все та же?

— И работа.

— Как вы думаете, он сейчас в городе?

— Полагаю, да. Я видела его на барбекю по случаю Дня труда… — Помолчав, она посмотрела на меня и сказала: — Знаете, увидев его, я вдруг подумала…

— Вы подумали: что я в нем тогда нашла?

Она кивнула.

— Все это того не стоило.

— Когда увлечение проходит, всегда кажется, что оно того не стоило. Но в свое время оно казалось неплохой идеей.

Она опять улыбнулась.

— Похоже на то.

— По-моему, вы в нем разочаровались. Ведь, по вашему мнению, он не должен был называть ваше имя ФБР. Ему следовало, как говорится, защитить вашу честь.

Она пожала плечами.

— Если честно, не думаю, что ему хватило бы сил. Они так задавали вопросы, что иногда это больше походило на угрозы… Однако более сильный человек, возможно… — Она рассмеялась. — Думаю, он выложил все через три минуты.

— Не будьте к нему так строги. Он выполнил свой гражданский долг.

— Бад всегда сделает то, что полезно для Бада. — С минуту подумав, Джилл добавила: — Возможно, если бы федералы вначале заявились ко мне, я бы поступила точно так же. Но меня больше поразило то, что произошло потом. Он оказался настоящей…

— Тряпкой? — высказал я предположение.

Она рассмеялась.

— Да. Тряпкой и трусом. И уж конечно, не джентльменом.

— Почему?

— Я хотела пойти в ФБР, все рассказать и показать пленку. Но он отказался. Однако когда федералы его прижали, он сказал им, что это я не пожелала пойти в ФБР и сделать заявление. Это было так ужасно… Он думал только о себе…

— Наверняка ваш Бад адвокат по профессии.

Она снова залилась смехом — мягким, глубоким. У меня появилось ощущение, что мы с ней могли бы достичь взаимопонимания. Я мог вести с ней доверительную беседу или, напротив, прибегнуть к угрозам, но Джилл Уинслоу скорее всего выслушала в свое время такое количество угроз, что у нее наверняка развился к ним иммунитет.

Я дотронулся до ссадины у себя на подбородке, и Джилл Уинслоу сказала:

— Ссадина совсем свежая. Хотите, я ее чем-нибудь смажу?

— Нет, спасибо. Я продезинфицировал ее в морской воде.

— Правда? И где же вы ее получили?

— В Адене на меня прямо на улице набросились наемные убийцы. Аден — это в Йемене. Шучу, — сказал я, — но в принципе кусок пластыря мне бы не помешал. У вас есть пластырь?

— Ну конечно. — Она поднялась с места, подошла к комоду, достала из ящика кусочек лейкопластыря, противовоспалительную мазь и все это передала мне.

— Спасибо, — поблагодарил я. Намазав ссадину мазью, я наклеил сверху кусок бактерицидного пластыря. Пока я занимался этим, она стояла рядом, готовая оказать необходимую помощь. Но я справился самостоятельно.

Она села на стул и сказала:

— Главное, чтобы туда не попала инфекция.

В сущности, она была очень милой женщиной. И нравилась мне. Вполне возможно, я тоже ей понравился. Правда, в ближайшие десять минут я должен был ее разочаровать. Я положил на стол упаковку от стерильного пластыря и некоторое время сидел молча.

Наконец она спросила:

— Зачем вам знать о Баде и наших с ним взаимоотношениях?

— Имеются некоторые противоречия между вашим и его рассказами. Например, я хотел бы услышать, что вы сделали с пленкой после того, как просмотрели ее в своем номере в «Бейвью-отеле»?

— А что сказал он?

— Не важно. Меня интересует ваша версия.

— Ну хорошо… После того как мы ее просмотрели, он настоял на том, чтобы мы стерли запись. И мы, перед тем как покинуть отель, ее стерли.

Это никак не соответствовало тому, что мне поведал старина Тед Нэш. Но в принципе картина выстраивалась. Хоть и совсем другая.

— Хотелось бы услышать от вас некоторые подробности. Итак, вы убежали с пляжа, вернулись в отель и… что?

— Сначала — еще в машине — я просмотрела пленку на дисплее видеокамеры, чтобы выяснить, что мы сняли… увидела взрыв самолета и… — Она прикрыла глаза и глубоко вздохнула. — Все это было ужасно. Так ужасно… Я бы не хотела увидеть что-нибудь подобное еще раз.

Я сочувственно кивнул, глядя, как она неотрывно после этих слов смотрит в свою чашку. У меня возникло ощущение, что пять лет назад это была совсем другая женщина. Возможно, более счастливая и энергичная. Должно быть, то, что произошло 17 июля 1996 года, нанесло ей серьезную травму, а то, что последовало за этим, глубоко разочаровало, обидело и даже испугало. А ведь был еще Марк Уинслоу, чье лицо мне удалось рассмотреть через стекло «мерседеса». И она все еще жила в этом доме и знала, что будет жить здесь и дальше очень долго. Если разобраться, жизнь — это непрерывная цепь компромиссов, разочарований, предательств и сомнений. Иногда верное решение удается принять сразу, иногда, что случается гораздо реже, судьба дает тебе второй шанс. Я решил предоставить его Джилл Уинслоу и надеялся, что она захочет им воспользоваться.

— Итак, вы просматривали пленку на дисплее видеокамеры. Я правильно вас понял?

Она согласно кивнула.

— А Бад, значит, вел машину?

— Да. Я сказала ему: «Остановись у обочины — ты должен на это взглянуть, немедленно!» Или что-то в этом роде.

— А он что?

— Ничего. Никак не отреагировал. А ведь я ему сказала, что мы записали на пленку весь взрыв целиком.

Некоторое время я сидел молча, не решаясь задать следующий вопрос. Но я должен был его задать, ведь именно для этого я сюда приехал.

— Вы видели восходящий поток света?

Она с удивлением посмотрела на меня и ответила:

— Конечно.

Я посмотрел в окно на большой внутренний двор-патио, где находился плавательный бассейн и не меньше акра занимали декоративные растения, кустарники и газоны. Несмотря на начало осени, розы были все еще хороши. Как это она сказала — «конечно»?

Я налил себе еще одну чашку кофе, откашлялся и спросил: