– Тогда у меня тоже есть одно предложение, – ответил Лесник. – Я просто обязан его высказать, хотя бы для очистки совести.

– И какое же?

– Ты можешь остаться здесь, если хочешь, – сказал он. – Напомню, что время здесь – это не время там. Через несколько часов или дней твоя дочь присоединится к тебе. Подобно Дэвиду и его семье, вы можете прожить свои потерянные годы вместе, сколько бы их ни было отпущено. Ты можешь избавить себя от любой боли, которая ждет тебя, если ты вернешься в свой собственный мир: от всех этих болезненных паломничеств к ее постели, от всех этих ночных бдений…

– Потому что Феба может не поправиться?

– Кто это может сказать? Только не я.

И вновь Церера едва не поддалась искушению: освободиться от всей этой душевной боли, воссоединиться с той своей дочерью, какой она когда-то была, и все это самое большее за каких-то несколько дней. Однако для Фебы это были бы не дни, а годы, проведенные без матери, – независимо от того, осознавала она ее присутствие или нет; без звука голоса Цереры, читающего ей вслух, – без разницы, слышала она его или нет. Врачи и понятия не имели, что происходит внутри этой неподвижно застывшей куклы, но чем бы это ни было, Церера никогда не допустила бы, чтобы Феба выносила это в одиночку, даже если придется провести у ее постели весь остаток своих дней.

– Нет, – сказала Церера. – Я не могу этого сделать. Я должна быть с ней.

– Потому что всегда есть надежда?

– Даже если ее и нет.

– Тогда не исключено, что я снова увижу тебя, – сказал Лесник, – с твоей дочерью.

– Не обижайтесь, если я скажу, что предпочла бы другой исход.

– Я нисколько не обижаюсь.

Они в последний раз обнялись, и Церера, даже не оглянувшись, без всякого сожаления шагнула в самое сердце дерева. Кора сомкнулась за ней, и она оказалась в полной темноте.

* * *

Церера едва брела по лесу – голова у нее просто раскалывалась, а рубашка была вся в крови. Она пыталась идти по прямой, но ноги не слушались, а вскоре и окончательно забастовали – перепутались между собой, и она крутнулась вокруг себя, прежде чем упасть. Затылок ее ударился о влажную землю, но прежде чем глаза сами собой закрылись, Церера услышала голоса, и кто-то позвал ее по имени.

– Я вернулась, – прошептала она. – Скажите ей, что я вернулась!

* * *

Очнулась Церера не в лесу, а на больничной каталке в «Фонарном доме» – с больной головой, капельницей в руке и суетящейся над ней медсестрой, за действиями которой присматривал встревоженный Оливье.

– С возвращением! – облегченно произнес тот. – Вы заставили нас поволноваться.

– Жутко болит голова, – отозвалась Церера, и тут же спросила: – С Фебой всё в порядке?

– Она такая же, как и была, когда вы ушли от нее сегодня утром. Я просто еще разок заглянул к ней, потому что знал, что вы обязательно спросите, как только придете в себя. Что касается головы, то у вас почти наверняка сотрясение мозга, и Элейн придется наложить пару-тройку швов. Думаю, вы еще пожалеете, что отправились на эту прогулку, – если этого уже не случилось, потому что какое-то время будет довольно больно.

– У меня будут неприятности?

– Ну что ж, мы уже выяснили, где вы были, поэтому что там у нас – незаконное проникновение на чужую территорию, порча казенного имущества? Получите по всей строгости закона. Шесть месяцев каторжных работ, на хлебе и воде.

Медсестра заставила Оливье умолкнуть.

– Не обращайте на него внимания, – сказала она Церере. – Вам просто повезло, что эта халупа не обрушилась вам на голову, пока вы были внутри. Может, это наконец убедит их навести там порядок…

Медсестра наполнила шприц и выпустила из иглы прозрачную струйку, чтобы удалить все пузырьки воздуха.

– А теперь мне все-таки нужно разобраться с этим рассечением. Сейчас как пчелка ужалит.

От первого укола иглы Церера взвизгнула, как и от второго. Однако к третьему голова у нее совсем онемела.

– Отлично, – заключила медсестра. – Так какой узорчик вышить у вас на голове? Лично я предпочитаю влюбленные сердца…

* * *

Церере разрешили лишь ненадолго заглянуть к Фебе, поскольку дежурный врач «Фонарного дома» настоял на том, чтобы Цереру осмотрели в местном отделении неотложной помощи – просто на всякий случай. Наконец через пару часов ее отпустили, и она вернулась в «Фонарный дом» на такси. Оливье проводил ее в палату Фебы и оставил их наедине. Когда он ушел, Церера расплакалась так, как не плакала с момента того наезда.

– Я думала, что никогда больше не смогу обнять тебя! – обратилась она к Фебе. – Думала, что потеряла тебя навсегда!

Больше Церера ничего не сказала – просто взяла дочь за руку и погладила ее по волосам, когда вернулась прежняя, ставшая уже родной боль.

LXXV

WYRD-WRITERE (староангл.)

Историограф, летописец

Порез быстро зажил, а швы сняли уже через неделю. Церера даже не заметила, как пролетели эти дни – настолько была поглощена своим новым проектом. Едва избавившись от швов, она направилась прямо к Фебе. Шел уже седьмой час вечера, но занавеска еще не была задернута, так что комнату заливал желтоватый свет, падавший на деревья и кусты за окном. Церера немного постояла у стекла, надеясь увидеть одноглазого грача, но птиц не было в принципе.

– Все равно спасибо тебе, – произнесла она. – Тебя не забудут.

Придвинув стул поближе к Фебе, Церера показала ей принесенный с собой блокнот в твердом переплете, первые восемьдесят страниц которого были теперь заполнены мелким аккуратным почерком. В текст была внесена всего пара-тройка поправок, настолько естественно он сложился. Как и всегда, Церера держала Фебу за правую руку, пока говорила с ней.

– Я тут кое-что написала, – сообщила ей она. – Это одна история, и я думаю, что она захочет стать книгой, хотя пока и не закончена. Честно говоря, сама не знаю, чем она закончится. Я понятия не имела о концовке, когда начинала, и до сих пор не имею. Я думала, что писатели должны это знать, и это наводит меня на мысль, что я, наверное, все-таки не писательница или ненастоящая писательница. Но откуда взяться концовке, пока история еще только разворачивается, верно? Как тут поймешь, к чему все идет? Так что давай-ка посмотрим, к чему дело может прийти в этой, – мы с тобой, вместе.

Церера раскрыла блокнот, а затем сделала паузу.

– Должна