- А что будет завтра? - спросил Джозеф.

Хэвен одарил его той самой неприятной усмешкой.

- Ну, как же. Завтра мы с тобой выясним, повезет ли тебе вовторой раз, или удача тебе изменит.

- Ты сделаешь его своим Рексом, Рексом Жан-Клода, - сказалмне Джозеф и отвернулся ко второму льву. - А ты готов к тому, что делаютНимир-Радж и Ульфрик?

- И что же?

- Спят с ее мастером. Спят с Жан-Клодом.

Занятно, некоторые слухи оказываются весьма живучи, неважно,сколько времени вы пытаетесь их истребить. Прежде, чем я успела что-то сказать,заговорил Хэвен.

- Ты что, веришь всем слухам, что слышишь?

- Какие же это слухи, если это правда?

- Уведите его отсюда, - произнес Хэвен, и вампиры вопрошающепосмотрели на меня. Я согласно кивнула, и они повели Джозефа к выходу.

- Ты обрекаешь меня на смерть, Анита, - бросил он черезплечо.

Я не знала, как это прокомментировать, поэтому промолчала.Всех спасти невозможно, а мы не могли позволить себе держать в союзниках того,кто был не совсем за нас. И дело не только в сексе. В его прайде нет ни одногольва, который сгодился бы на роль телохранителя. То есть, вообще ни одного.Нельзя выжить, будучи настолько слабыми.

Нечестивец что-то проговорил Джозефу, тихо и быстро. Егохватка на руке льва была достаточно крепкой, чтобы это было заметно издали. Чтобы он ни сказал, Джозеф перестал протестовать и вышел из помещения.

- Что ты сказал ему, Нечестивец? - полюбопытствовала я.

- Сказал, что Хэвен дал им еще один день, но, если он будетпродолжать говорить гадости о наших мастерах, я его сегодня уделаю.

- Это мое дело, - тут же возразил Хэвен.

- Я сказал «уделаю», а не «убью». После всего, что он здесьнаговорил, я посчитал, что угроза изнасилования покажется ему достаточнопугающей, чтобы он убрался.

- Тебе же не нравятся парни, - удивилась я.

- Откуда тебе знать. Ты никогда не пыталась выяснить. Вобщем, пускай моя гордость и ранена, переживу как-нибудь. А Джозеф поверил быво что угодно, если это касается людей Жан-Клода, даже в возможность изнасилованиямужчины мужчиной.

- Так что, действительно ходят такой слух, что в поцелуйЖан-Клода не войдешь без того, чтобы не трахнуть его?

- Или тебя, - кивнул Истина.

- Кстати, я сожалею, что это не так. - С ухмылкой заметилНечестивец.

- И я, - добавил Грэхем.

Я наградила их таким взглядом, какой они заслуживали.

- А я нет, - сказал Истина, и оба на него уставились.

- Почему? - спросил Грэхем.

- Я и так уже достаточно под пятой у Аниты. Переспи я с ней,стал бы вроде того раба, за которых принимает нас Джозеф.

- Поверьте мне на слово, ребята, вы переоцениваете моюпривлекательность, - заметила я.

- Ничего об этом не знаю, - сказал Хэвен. Он распрямил моюладошку в своей руке и провел по ней пальцем. - У тебя такие маленькие ручки.

- Изящные и опасные, - сказал Нечестивец.

Хэвен заговорил, словно сам с собой.

- Я парень простой. И знаю это. Не дурак, но и особымумником меня не назвать. Это мне тоже известно. И мне нравится быть мужиком.Нравится быть сильным. Нравится причинять людям боль. Могу и убить, не особеннопереживая по этому поводу. Мне нравится моя работа. Люблю выпивать с ребятами,играть в покер, шляться по стрип-клубам, трахаться. Хорошие были времена.

- Ты так говоришь, будто они окончены, - заметила я.

- Я вернулся в Чикаго, к своей прежней жизни, но все былоуже не то. Мне по-прежнему нравилось причинять боль, но я начал задумываться,не возненавидишь ли ты меня за то, чем я занимаюсь у Огги. Я продолжалзадаваться вопросом «Что бы она подумала?» И это повлияло на качество моейработы. Огги это заметил.

- Я отослала тебе назад, Хэвен. Я не заставляла тебяпродолжать обо мне думать. - Я попыталась забрать у него свою руку, но онкрепко держал ее своими длинными пальцами, и я оставила попытку.

- Заставляла, Анита. Может, и не намеренно, но все же.Сначала к чертям полетела моя работа, потом я вообще перестал получать отовсего удовольствие. Я начал смотреть на своих друзей и на то, чем мызанимались, и думал: «Она будет разочарована. Она посчитает это глупостями». -Тут он покачал головой. - Черт подери, я никогда не позволял женщинам такое ссобой вытворять.

- Хэвен, я…

- Дай мне закончить, - оборвал меня он. Я не была уверена втом, что хочу слышать продолжение, но не стала перебивать.

- Женщины нужны только для секса, или для женитьбы, чтобызавести от них детей, если придет охота. Женщин не принимают в расчет, не вмоем мире, и не в мире Огги. Но с тобой он считался, так же, как и я. Особенноя. Неважно, с какой женщиной я был и насколько хороша она была в сексе, менявсе не устраивало. Мне все было недостаточно. Черти бы тебя побрали - я дажестал думать об отношениях. О том, чтобы разговаривать с девушкой. Глупая фигня,которой я перестал страдать еще до того, как мне исполнилось пятнадцать. И вотоно вернулось. Я снова стал подростком, начал думать, что в жизни есть что-тодругое, кроме служения Огги. А ведь в жизни, Анита, ничего другого нет. Простонет. - Его голос перешел в низкое рычание.

А я не знала, что на это сказать. Извиняться поздно, аоправдываться еще хуже. «Я не хотела разрушать твою жизнь» было бы точнее.Наконец, я определилась с ответом.

- Я не заставляла тебя пересматривать жизненные приоритеты,Хэвен.

- Заставляла, заставляла. Так сказал Огги. Он говорит, чтоты, возможно, сделала это несознательно. То есть, надругалась над моимимозгами, как делает это Белль Морт. Я твой лев, Анита. Твой настолько,насколько не принадлежал еще никому. Ты заставляешь меня хотеть быть лучше. Тыхоть представляешь, как это неправильно?

Истина тихо произнес:

- Женщина заставляет мужчину желать стать лучше, чем онесть. Но Белль Морт никого к этому не принуждала. Она заставляла боготворитьсебя, бегать за собой на четвереньках, но мыслей вроде «Станет ли она думатьобо мне хуже, если я поступлю так отвратительно?» не внушала. Она сама делалатакие жуткие вещи, какие нам бы и в головы не пришли. Даже Нечестивец считал ееаморальной.

- Огги говорит, что это та же фигня с затрахиванием мозгов,что и в случае с Белль Морт.

- Твое влечение к Аните может быть вызвано вампирскимисилами, но твоя реакция на нее выходит за рамки их возможностей, - заметилНечестивец, и в его голосе прозвучала едва уловимая нотка печали.

- И что бы это означало? - раздраженно спросил Хэвен.