Еще одна пара рук обняла меня сзади, и второе тело тесноприжалось ко мне. Не нужно было открывать глаза или чувствовать легкий ароматванили, чтобы понять, что это был Натаниэль. Я знала это ощущение его теларядом с моим. Знала ощущение, когда эти двое держали меня в объятьях.

К нам подошел еще кто-то. Я обернулась и увидела Черри. Онаобхватила рукой обоих мужчин, и я поняла, что теперь она не выше Натаниэля.

- Что-то не так? - спросила она с беспокойством в темныхглазах.

Что мне было на это ответить? Что я испугалась Олафа? Чтомысль о том, что тот прикасался к моим ранам выводила меня из равновесия? Чтомне было интересно, прикасался ли он к вывалившейся кишке, как мужчины обычнокасаются груди? Что я и хотела, и не хотела этого знать?

За нами распахнулась дверь. Эдуард кивнул мне и пошел кдвери. Он тихо заговорил, после чего вышел, чтобы поговорить с Олафом один наодин, а может, просто хотел на какое-то время избавить меня от его присутствия.Как бы там ни было, я была ему благодарна. И, конечно, это позволяло мнепообщаться с оставшейся половиной его подкрепления.

Я глянула через плечо Мики и руку Черри на стоявшую в палатекровать. От боли лицо Питера стало таким, как когда я впервые его увидела, -более детским. Лежа подключенным к трубкам и аппаратам, он выглядел бледным иужасно молодым. Когда я очнулась, системы контроля за моими жизненнымипоказателями были уже отключены. Насколько же ему хуже, чем мне?

- Вряд ли я смогу объяснить, что не так, - ответила я Черри.Она сузила глаза. - Попозже попытаюсь, обещаю.

Черри нахмурилась, но отступила, словно знала, что ясобиралась сделать. А может, и знала. Наверное, я сделала движение в сторонукровати, или повернулась так, словно собралась к ней подойти. Большинство людейне заметили бы этого, но с оборотнями все иначе. Я еще раз обняла Мику, на этотраз не так судорожно, и он меня поцеловал. То был нежный, неторопливый поцелуй.Если бы за нами не наблюдал Питер, я бы продлила его, но он наблюдал, а Эдуардв коридоре присматривал за большим и страшным парнем. Мне же достался не такойуж большой, зато в другом смысле довольно страшный. Я повернулась, чтобывзглянуть через плечо на Натаниэля. Он поцеловал меня в щеку, коснувшисьладонью другой щеки, чтобы наши лица оказались напротив. Я обернулась так,чтобы ему удобнее было меня поцеловать, но его поцелуй был самым осторожным идобропорядочным, какой я когда-либо от него получала. Я даже отпрянула,удивленно на него уставившись. Лавандовые глаза Натаниэля стрельнули через комнатув сторону кровати. Я и поняла, и не поняла намек. Почему-то присутствие Питеразаставляло Натаниэля вести себя по-джентльменски, но я не могла понять, почему.Все же это просто поцелуй, а не секс. Я отбросила эту мысль в кучу точно такихже, весьма конфузных. Их было у меня так много, что я даже задумывалась, вкакую бы клетку из запихнуть так, чтобы все эти непонятные вещи не захлестнулименя целиком.

Присмотревшись к Натаниэлю, я поняла, что он одет почтитакже как я, только футболка мужская, и оружия при нем нет. В целом, выгляделимы оба так, словно на танцульки собрались. Трудно упрекнуть того, кто подбиралтебе одежду, если он сам одет точно также. Впрочем, одежда - не наиглавнейшаяиз грядущих проблем.

Я сделала глубокий вздох и вышла из круга дружеских рук.Вышла из этого теплого круга, чтобы встретиться лицом к лицу с текущейконфузной ситуацией. Бледность Питера была не естественной, как моя илиЭдуарда, и потому он казался белым, как полотно. Так всегда бывает послезначительной кровопотери.

Я подошла к кровати. В тот момент мне больше улыбаласьпообщаться с Питером, нежели с Олафом. Ну и кто из нас трус - я или Эдуард?Могу поспорить, что он согласился бы встречу с тысячей Олафов, чем с однимпочти приемным сыном. Выражение лица Питера менялось по мере того, как яподходила ближе. Ему все еще было больно, но взгляд его привлекало вовсе не моелицо. К тому времени, как я была у кровати, бледность его физиономии смениласьбагряным румянцем.

- Питер, привет, - сказала я.

Он повернул голову так, чтобы взгляд был направлен впотолок. Очевидно, не был уверен, что удержится от разглядывания моей груднойклетки, и не знал, как я на это отреагирую. Я и сама не знала этого.

- Я думал, ты тоже ранена, - произнес он.

- Так и было.

Он посмотрел на меня, нахмурившись.

- Но ты на ногах. А я чувствую себя паршиво.

- Я и сама немного удивлена, если честно, - кивнула я.

Его взгляд снова начал соскальзывать к моему вырезу. Олафпсих и засранец, но в одном он был прав. Мужики будут таращиться, причемнекоторые - сознательно, с хамскими целями, но к некоторым это не относилось.Такие, как Питер… ну, их взгляды моя грудь притягивает, словно магнит железо;просто привлекает внимание. Да, я непременно поговорю с Натаниэлем по поводусбора вещей в больницу в следующий раз. В следующий раз, когда я снова загремлюв реанимацию без сознания. У меня даже тени сомнения не возникло в том, что этопроизойдет. Непременно произойдет, если только я работу не сменю. Мысль менянасторожила. Я что, подумываю о том, чтобы покончить с охотой на вампиров?Действительно ли я задумываюсь об этом, на самом деле? Может быть, может, итак. Я потрясла головой, загоняя эту мысль в клетку к ее беспокойным собратьям.Клетка уже наполнилась под завязку.

- Анита? - позвал Питер.

- Прости, задумалась.

- О чем? - Он продолжал пытаться установить контакт с моимиглазами. Мне захотелось потрепать его по волосам и дать печенюшку за то, что онтакой хороший мальчик. О господи, ну и настроение у меня сегодня.

- Честно говоря, я задумалась, хочу ли продолжать охотитьсяна вампиров.

Глаза Питера расширились.

- О чем это ты? Ведь это твоя работа.

- Нет, моя работа - поднимать зомби. Охота на вампиров - эточто-то вроде побочной специализации. Иногда работа с зомби меня достает, новампиры и дикие ликантропы все чаще отправляют меня в больницу. Может, я простоустала от того, что каждый раз, очнувшись, обнаруживаю на себе новые шрамы.

- Очнуться - хорошо, - произнес он, и его голос звучал неуверенно.Он больше не таращился мне в лицо или на грудь. Его взгляд устремился куда-товдаль, с тем выражением на лице, какое бывает, когда видишь что-то неприятное ив какой-то переживаешь это.

- Ты решил, что ты уже не очнешься? - спросила я, стараясь,чтобы голос звучал мягко. Он посмотрел на меня расширенными глазами, выглядяпотерянным и напуганным.

- Нет… я думал, что это все. Я думал… - Он запнулся, отводявзгляд.

- Ты думал, что умрешь, - закончила я за него.

Питер кивнул, поморщившись, словно от боли.