Дик повернулся, чтобы выйти из комнаты, но вдруг остановился.

– Что ж, с Фоллиотом покончено, – сказал он. – На него мне теперь наплевать, но я хочу установить истину по поводу второго участника событий.

Когда Дик ушел, Рэнсфорд и Мэри остались наедине, и в комнате воцарилась тишина. Мэри была погружена в свои мысли, а Рэнсфорд отвернулся к окну. Глядя на залитую солнцем зелень Клоуза, он вспоминал трагедию, разыгравшуюся на его глазах. Воспоминания настолько захватили его, что он даже вздрогнул, ощутив прикосновение к своей руке, а потом заметил, как Мэри встала рядом с ним.

– Я не хочу сейчас говорить о том, чем ты с нами поделился, – произнесла она. – О чем-то я и прежде догадывалась, что-то мне подсказывало воображение. Но я по-прежнему не понимаю, почему ты все мне не рассказал? Ведь не потому, что не доверял мне?

– Доверие! – воскликнул Рэнсфорд. – Была только одна причина: я хотел полностью очистить имя вашего отца от позора, прежде чем все тебе рассказать. А мне очень хотелось этого! Разве ты не замечала, как ненавистна мне необходимость хранить молчание?

– А ты не догадывался, как я стремилась разделить твои проблемы? – спросила она. – И как мне было больно из-за невозможности сделать это?

Рэнсфорд глубоко вздохнул и посмотрел на нее. А потом положил ладонь на ее плечо.

– Мэри, – промолвил он, – уж не хочешь ли ты сказать, что тебе по-настоящему дорог такой немолодой мужчина, как я?

Внезапно Мэри тесно прижалась к нему.

– Каким же надо быть слепцом, чтобы ничего не замечать так долго! – улыбнулась она.