Может быть, необходимо снова иметь девятнадцать лет, чтоб вполне понять те чувства, которые толпились в душе Магги в эти двенадцать дней, показавшиеся ей, с непривычки, очень длинными, и проследить за всеми движениями ее ума. Дни первого знакомства почти всегда имеют для нас более значение и занимают наше воображение более, нежели продолжительные периоды, незаключающие в себе никаких открытий и новых впечатлений. В эти двенадцать дней немного было часов таких, в которые Стивен не сидел бы около Люси, или не стоял возле нее у фортепьян, или, наконец, не сопровождал ее в ее прогулках. Ухаживанье его становилось с каждым днем заметнее, чего, впрочем, все и ожидали.

Люси была очень счастлива, тем более, что общество Стивена стало, казалось, гораздо-занимательнее и забавнее с тех пор, как Магги была с ними. Между ними теперь завязывались веселые беседы, а иногда и серьезные, в которых и Стивен и Магги высказывались, вызывая удивление со стороны милой ненавязчивой Люси, которая не раз подумала, что они составили бы в жизни очаровательный квартет, если б Магги вышла за Филиппа.

Невозможно объяснить, как молодая девушка может более наслаждаться обществом своего обожателя в присутствии третьего лица и не ощущать ни малейшего спазма ревности, когда разговор обыкновенно направлен на это третье лицо? Да; но это и бывает только с такими спокойными, невозмутимыми сердцами, какова Люси, которые хорошо знают состояние сердца их подруги и неспособны к тем чувствам, которые могли бы поколебать в них эту уверенность без всякого к тому основание. К тому ж, Стивен сидел возле Люси, ей он подавал руку, к ней он обращался как к особе, которая – он был уверен – была наверное с ним согласна; и всякий день она встречала в нем ту же нежную внимательность, то же пони мание ее нужд и желание предупредить их. Был ли он действительно тот же? Люси казалось, что он стал еще внимательнее: и немудрено, что истинная причина подобной перемены ускользнула от нее. Это была тонкая жертва, которую Стивен приносил своей совести, не отдавая себе сам в том отчета. Он, сравнительно, мало обращал внимание на Магги, и между ними произошел даже род какой-то далекости, недопускающей повторение отношений, походящих на ухаживанье, бывшее между ними в первый день, во время катанья в лодке. Когда Стивен входил и Люси не было в комнате, или когда Люси оставляла их одних, они никогда не говорили друг с другом: Стивен в подобных случаях будто бы рассматривал книги или ноты, а Магги прилежно наклонялась над своей работой; один тягостно чувствовал присутствие другого, и это ощущение, казалось, простиралось до концов их пальцев; тем не менее каждый из них внутренно желал, чтоб то же случилось и на следующий день. Ни ему, ни ей не приходило на ум подумать об этом или внутренно спросить; себя: «к чему все это ведет?» Магги чувствовала лишь только, что жизнь открывала ей что-то совершенно-новое, и она была погружена непосредственно в эти новые ощущение, так что ей не оставалось более достаточно энергии, чтоб отдать себе в них отчет или обсудить их, Стивен умышленно не предлагал себе никаких вопросов и не хотел сознаться самому себе, что испытывал чувство, имеющее прямое влияние на его поведение. Когда Люси возвращалась в комнату, они снова были непринужденны: Магги могла спорить с Стивеном и смеяться над ним, а он, шутя, указывал ей на эту интересную героиню мисс Софайя-Уэстерн, которая питала большое уважение к уму мужчин. Магги могла глядеть на Стивена, чего, по неизвестной причине, она постоянно избегала, когда они были одни; а он мог даже просить ее аккомпанировать ему, так как пальцы Люси были так заняты работой для базара, и бранить ее за то, что она так ускоряла темп, что, Конечно, было ее слабой стороной.

Однажды – это было в день возвращение Филиппа – Люси неожиданно сговорилась провести вечер с мисс Кенн, слабость здоровья которой положительно угрожала перейти в паралич легких, что заставляло ее отказаться от своих обязанностей на предстоящем базаре и передать их другим дамам, в том числе и Люси. Переговоры эти были ведены в присутствии Стивена, и он слышал, как Люси обещала выехать пораньше и заехать в шесть часов за мисс Торри, которая привезла приглашение от мисс Кенн.

– Это еще новое нравственное последствие нелепого базара! воскликнул Стивен, как только мисс Торри вышла из комнаты: – заставлять девушек покидать обязанности домашнего очага для суеты между тряпками и шитыми ридикулями! Я желал бы знать, какие другие приличные обязанности могут быть для женщины, как не устраивать так, чтоб мужья сидели дома, а холостяки – напротив; если этот порядок скоро не изменится, то общество непременно скоро распадется.

– Успокойтесь: этот порядок вещей будет непродолжителен, так как базар будет в тот понедельник.

– Слава Богу! – сказал Стивен. – Кенн сам – сказал намедни, что ему вовсе не нравится эта манера придавать тщеславию вид благотворительности; но так-так наша публика так Благоразумна, что не любит прямых сборов, то для устройства и снабжение сент-оггских школ необходимо прибегнуть к безумию.

– Неужели он сказал это? – спросила маленькая Люси, с беспокойством вытаращив свои карие глаза. – Я никогда не слыхала, чтоб он говорил что-нибудь подобное; я думала, что он одобряет наше намерение.

– Я уверен, что он одобряет вас, – сказал Стивен, улыбаясь ей с любовью: – ваш сегодняшний поступок уехать вечером из дома с первого взгляда кажется порочным; но я уверен, что в нем кроется благая цель.

– О, вы слишком хорошо обо мне думаете! – сказала Люси и показала свое милое личико, покрывшееся румянцем.

Тем разговор и кончился, но обоим без слов стало понятно, что Стивен не придет в этот вечер, вследствие чего он продлил свой утренний визит и они расстались позже четырех часов пополудни. Вскоре после обеда Магги сидела одна в гостиной, держа на коленях Минни; она оставила дядю за вином и послеобеденным сном, а мать – за шитьем и дремотой в столовой, что, когда не было гостей у нее, всегда продолжалось до вечернего чая. Магги наклонилась было, чтоб приласкать шелковистую фаворитку, за которой она ухаживала в отсутствие ее госпожи, как шум шагов по песку заставил ее поднять голову и она увидела мистера Стивена Геста, идущего по саду по направлению от реки. Как странно было видеть его в этот необычный для него час, между тем, как он не раз жаловался на то, что у них в парке обедают так поздно. Тем не менее это был он, в своей черной одежде: он, должно быть, был дома и теперь переехал через реку. Магги почувствовала, что ее щеки запылали и сердце забилось; впрочем, волнение ее было понятно, так как она не привыкла принимать гостей одна. Он увидел, как она взглянула на него через открытое окно и, поклонившись ей, направился к нему, чтоб войти в него, а не в дверь. Он также покраснел и имел глупый вид, на сколько это возможно молодому человеку с умом и самообладанием в то время, как он приближался, держа в руках ноты, и сказал, как будто нерешительно и импровизируя:

– Вы удивлены, что снова видите меня, мисс Теливер, и я должен извиниться в том, что являюсь к вам без вашего позволение; но мне нужно побывать в городе и наш человек переправил меня через реку, я и подумал занести вашей кузине этой пьесы из «Артуаской Девы», которые я забыл взять с собою сегодня утром. Возьметесь вы передать их ей?