Турецкий прищурил глаз и испытующе посмотрел на Меркулова, словно спрашивая: ты серьезно? Костя взглядом ушел от ответа.

– В конце-то концов, тебе что за дело? Ты ж у нас никогда не стажировался в Штатах, а, Костя?

– Не юродствуй! – так и вспыхнул Меркулов. – Что, понимаешь, за манера – оплевывать всех и вся?! Речь, между прочим, идет о судьбах людей! Честных и порядочных людей, которые легко могут стать следующими жертвами этого тотального бандитизма Коновалова и иже с ним!…

– Чтобы оплевать порядочного человека, – возразил Турецкий, – надо очень крепко постараться, Константин Дмитриевич. Но я не понимаю вас. Я получил задание. Я возражал? Нет. Я лечу? У-у-у!… А что мне все это не нравится, так могу я, в конце концов, иметь собственное мнение? Или его разрешено иметь только Коновалову и Меркулову? Черт меня побери! Тьфу-тьфу-тьфу! Перед самолетом не следовало бы.

– Ладно, балагур, – смягчился Костя, – иди, обниму на дорожку. К твоим завтра, наверно, заеду, привет передам, объясню, привезу что-нибудь вкусное – от тебя, босяк.

– Ты всегда был настоящим джентльменом, Костя. И другом. Только найди возможность обязательно встретиться с Генрихом, он мне обещал выдать кое-какой компромат, без которого нам в «ленинку» не пробиться. И если кого сажать, то в первую голову – директора Зверева. Его кадровик должен нам в этом помочь… Вот видишь, никуда нам с тобой от такого понятия, как компромат, не деться. И знаешь почему? Потому что компромат является наиболее надежным регулятором законности.

Костя хотел всплеснуть руками, но из динамиков раздался сочный женский голос:

– Дамы и господа!… Лэдис энд джентлмэн!…

– Увы, Костя, все хорошее когда-нибудь кончается.

– На, – сказал Костя и протянул Денису бутылку коньяка, которую добыл из необъятного кармана своего пальто, – будешь давать ему помаленьку в самолете, иначе он тебе устроит такую жизнь!…

Франкфурт встретил путешественников за океан теплом и солнцем.

– Едрена вошь! – воскликнул Турецкий. – Ничего у нас, в России, нет приличного! Даже погоды…

– Куда мы идем, дядь Саш? – спросил Денис, едва поспевая за стремительно шагающим по пружинящей кишке перехода из самолета в здание аэровокзала Турецким.

– А ты не знаешь?

– Откуда же?

– Да, друг мой, – не оборачиваясь расфилософствовался Александр Борисович, – у молодости есть одно замечательное свойство: забывать. А мы уже лишены этого качества. Чего смотришь? Действительно, что ль, память отбило? – Он легко сбежал по лестнице на первый этаж и вошел в маленькое кафе.

– Вспомнил! – радостно завопил Денис. – Это то самое кафе, где мы с тобой сидели в прошлом году!

– Слава тебе, Господи! Утешил старика.

Из– за второго столика слева от входа поднялся громадный, толстый человек и выразительно щелкнул пальцами. Турецкий направился прямо к нему, держа коробку под мышкой и протягивая обе руки для приветствия.

– Хоп! – хлопнули ладонью об ладонь, сели. Турецкий, обернувшись, представил Питеру своего друга и коллегу Дениса Грязнова, отодвинул тому стул и протянул коробку Реддвею. – Прозит!

Питер взял презент одной рукой, встряхнул возле уха и с довольным видом положил сбоку.

– Давно не виделись, Александр! – сказал со значением. – Пиво? Виски? Шнапс?

– Айн штюк гросс бир! – по слогам выговорил Турецкий. – А ты, Денис, сам заказывай, что хочешь. Действительно давно, Пит. Я считал в самолете и чуть не сбился: шесть или уже семь дней?

– Долго! – по-русски сказал Питер. – Ну, выкладывай!

Официант принес пиво в больших бокалах для Реддвея и Турецкого и… «кальтен йогурт» для Грязнова-младшего.

– Ха! – в восторге воскликнул Питер и ткнул толстым пальцем в Дениса: – Фриц! Это же по-русски – простокваша?

– Ага, – смеясь подтвердил Турецкий, – с вареньем… Пит, у меня к тебе очень важное дело.

– Я понял. Весь внимание.

Саша достал из кармана ксерокопию статьи в «Вашингтон пост» и протянул Реддвею. Тот профессионально быстро ознакомился с материалом и вопросительно уставился на Турецкого:

– А я при чем?

– Я – при чем! – ткнул себя в грудь Турецкий. – Лечу, чтобы доказать, что все это – провокация и туфта. С ним, с Денисом. Государственные деньги тратим.

– Туфта – это что?

– Ну… липа, тьфу, черт! Дешевый обман, Пит.

– Но я при чем? – настойчиво повторил Реддвей.

– Без твоей помощи я ничего не смогу ни узнать, ни доказать.

Реддвей надул щеки и поиграл густыми бровями.

– Но это к нам не имеет никакого отношения. Обоснуй!

– Хорошо, Пит. Хитросплетения политической борьбы в России тебе совершенно знать ни к чему. Главное же заключается в том, что началась война компроматов, которая может привести к смене режима. Вот это ты должен знать. Если мы хотим сохранить демократию, мы должны защитить честь Чуланова, иначе влияние на больного Президента перехватит та сторона, для которой решение всех политических и социальных проблем, включая международные, будет продиктовано с помощью террора. А мы с тобой для чего тогда?

– Логично. Но я пока не вижу, в чем может заключаться мое участие.

– У тебя есть Джек Фрэнки, Пит.

– Он есть и у тебя.

– Нет, старина, мне твоя слава ни к чему. Такую тяжесть может выдержать только твой организм.

– Ха! – Реддвею была явно приятна незамысловатая лесть заместителя, должность которого занимал Турецкий в организации «Пятый левел».

– Скажу откровенно, Пит, дружище. Я подумал, что с твоей помощью Джек мог бы забраться в то досье – файл компьютерный – и почитать, что там правда, а что туфта.

– Туфта, да, хорошее слово. – Реддвей продолжал коллекционировать богатства русской речи.

– Он, конечно, гениальный хакер, это ты лучше меня знаешь. Но без тебя, Пит, ему в этих закрытых файлах делать нечего. Только ты обладаешь необходимой степенью допуска и знаешь нужные пароли. Поэтому, повторяю, с твоей, и только твоей, помощью Джек способен взломать любую компьютерную сеть. А теперь давай посмотрим на это дело с этической точки зрения. Ты – заместитель директора ЦРУ. Отец Джека – один из руководителей школы военной разведки в Вашингтоне. Сам Джек Фрэнк, я уже говорил, гений компьютера и, главное, наш человек. Вы – все трое – американцы. Обращаясь к тебе с просьбой о помощи, я специально ставлю все под твой контроль. Вы можете сообщить мне все, что считаете возможным, заботясь при этом о полнейшей безопасности своей родины. А мне всего-то и нужно знать: да и нет, и если нет, то откуда же взялось это «да».

– Туфта, ты хочешь сказать, так?