Время от времени баасовцы отводят в камеру пыток пленных, на которых вы показываете пальцем, и через некоторое время заходят обратно в барак и говорят братьям: “Пятерым выйти с одним одеялом! Вынесите тело наружу!”

Почему вы не хотите, чтобы мир узнал о том, что госпитали “Тамуз” и “Салахеддин” являются официальным местом казни, куда отправляют военнопленных? Скажите репортерам, что в этих двух больницах врачи каждое утро вместо того, чтобы сделать назначения и дать больным лекарства, выдают свидетельства о смерти!»

Эти малодушные так всецело было увлечены играми, танцами и прочими развлечениями, что обо всем на свете забыли. Мы, в свою очередь, смотрели на них в таком недоумении, что сами забыли взять воду и сделать другие дела, которые обычно выполняли во время прогулочного часа. Внезапно в лагерь въехали два патруля с техникой для видеосъемки. В первой машине сидели баасовцы в гражданской и военной форме, пассажирами второй машины были иностранцы. Сначала мы подумали, что в лагерь снова приехала комиссия Красного Креста. Только после того, как иностранные репортеры прибыли в лагерь, баасовцы вспомнили о том, что не заперли нас в нашей клетке. Они так спешно и суетливо упрятали нас в клетку, что забыли про Марьям, которая в тот момент была в туалете. Будучи уверены, что никто никогда не подумает, что за деревянным забором имеется темница, в которой заточены четверо узников, они удалились.

Это был первый раз за все наше пребывание в лагере, когда туда приезжала команда репортеров и журналистов. Туалет находился в самом центре двора. Именно в нем тогда и задержалась Марьям, которая всё прекрасно видела через щели между стенными блоками. Заметив группу репортеров и журналистов, направлявшихся вместе с майором Собхи, Шакиром, Ясином и Али в корпус братьев, она вышла из туалета, однако прежде, чем журналисты обратили на нее внимание, охранники немедленно зашвырнули ее в клетку. Марьям взволнованно начала рассказывать нам о том показательном шоу, которое иракцы организовали к приезду представителей масс-медиа, как вдруг из корпуса братьев донеслись лозунги «Аллах Акбар!» и славословия Пророку, вслед за которыми послышались звуки беготни и разбитого стекла, а через мгновение после этого – и звуки выстрелов. Впоследствии мы узнали от братьев, что во время той перестрелки пострадал брат Мохаммад Реза Шафии, которому пуля повредила глаз. Протестуя против того варварского акта, один из раненых братьев вместе с двумя другими братьями бросился в сторону журналистской машины и костылями разбил в ней стекла. Пленные, которые были задействованы в показательном представлении баасовцев, были настолько увлечены своими ролями, что вернулись к реальности только после того, как услышали звуки стрельбы. Все было готово для снятия подлинного документального видеосюжета, однако команда напуганных телевизионщиков в ужасе бежала во двор офицерского корпуса. Спустя немного времени, когда страсти поутихли, репортеры начали снимать тех самых пленных марионеток, играющих в футбол, шахматы и карты и спокойно прогуливающихся во дворе.

В тот день, услышав звуки выстрелов, мы очень испугались за наших братьев. Нам хотелось рассказать представителям масс-медиа обо всех лишениях и бедах, которым подвергали нас и братьев, однако у нас не было никакой возможности выйти из камеры. Поэтому мы лишь в один голос кричали: «Мы – четыре девушки-иранки, и мы четвертый год находимся в плену. Возьмите интервью у нас! Снимите нашу клетку! В нашей клетке есть на что посмотреть! Мы заточены в клетку за этой оградой! Аллах Акбар, Аллах Акбар!»

Каждый раз, когда мы звали репортеров, они оборачивались в ту сторону, откуда доносились звуки, однако, глядя на забор и думая, что за ним ничего нет, отводили взгляды и начинали смотреть в другую сторону. Инженер Зардбани, который выполнял функции переводчика для группы репортеров, несмотря на указание баасовцев относительно того, чтобы иностранные телевизионщики не узнали о нахождении в лагере пленных девушек, весьма ловко и деликатно осведомил их о нашем присутствии и о том, что именно наши голоса они слышат.

Они спросили иракцев: «Что это за голоса? Разве в лагере находятся и женщины?»

– Это – голоса четырех иранских женщин, которые из-за того, что долго находятся здесь, потеряли рассудок.

– Мы можем снять видеосюжет о них?

– Нет, это – небезопасно. Они бросаются на всех, кого видят. Мы несем ответственность за вас и не можем допустить, чтобы они причинили вам вред.

Инженер Зардбани говорил: «Каждая новая фраза и лозунг, которые кричали сестры, разжигали в репортерах все большее любопытство, и тем решительнее они настаивали на встрече с ними. Все репортажи и сюжеты, которые они сняли, были наигранными и поддельными. Баасовцы хотели, чтобы гости как можно быстрее свернули свою технику и покинули лагерь. Так или иначе, в тот день представители СМИ уехали из лагеря на машине с разбитыми стеклами. Сразу после этого баасовцы налетели и стали “наводить порядок”». Сначала они лишили обеда корпус номер один. Корпуса два и три, а также корпус офицеров и летчиков отказались от еды в знак поддержки корпуса номер один. Узнав об этом, мы тоже отказались от обеда. Увидев единство и солидарность узников в лагере, баасовцы со следующего дня приостановили обеды во всех корпусах.

После долгих месяцев засухи и безводья капли дождя, которые с момента утреннего намаза стучали по дощатой изгороди за нашей клеткой, призывали человека насладиться картиной дождя. Мы только и ждали наступления прогулочного часа, чтобы выйти под дождь и смыть с себя все печали.

Когда открылась дверь, мы все выпрыгнули наружу. Халед, по традиции, ошивался на кухне и что-то жевал.

В тот день казалось, что Всевышний решил послать всю влагу, предназначенную для Ирака, в небосвод над лагерем «Анбар». Облака сгущались, с каждой минутой становясь все более тяжелыми и водоносными. Было ощущение, будто кто-то с небес проливает нам на головы ведра воды. Мы смеялись от радости и ходили под дождем. Нас охватило веселье. Мы смеялись от души и глотали дождевую воду. Был и дождь, и ветер, и холод. Но мы в тот момент наслаждались каждым из этих явлений природы. Дождь полил с такой силой, что Халед в конце концов вышел из кухни и сказал: «Погода испортилась, быстрее заходите в свою камеру». Не обращая внимания на его слова, мы оставались во дворе до последней минуты прогулочного часа, после чего направились в клетку в насквозь промокшей одежде. Войдя к себе, мы увидели, что потоки дождевой воды, подобно реке, текут внутрь нашей клетки. При виде этой картины Халед хотел воспрепятствовать движению потока воды, однако это было бесполезно. В тот момент мы и смеялись, и удивлялись, и беспокоились о том, как мы будем ночью спать на промокших одеялах. Все думали об одеялах и о том, как избавиться от воды, я же тревожилась только о своих письмах и фотографиях. Я быстро схватила сумку с бумагами и снова вышла из клетки. Вслед за мной вышли и другие. Стоя рядом под открытым небом, мы с печалью взирали на наводненную дождем клетку. Мы никогда не видели Халеда таким рассерженным и раздраженным. Он умолял нас, чтобы мы как-нибудь переночевали в клетке, а «утром проблема будет решена». Он говорил: «Если вы проведете ночь где-нибудь вне клетки, начальник лагеря накажет меня за это. Пожалейте меня!» Мы же настаивали на том, чтобы начальник немедленно приехал и увидел состояние клетки, в которой нельзя оставаться не только на ночь, но даже на одну минуту. Офицеры и летчики наблюдали за происходящим из окон офицерского корпуса. Наши голоса и голос Халеда перемешались со свистом ветра и стуком дождя.