– Я обошла дом и нашла подвал.

– Что? Ты все еще там?

– Да, он довольно большой, и в нем полно… – Голос заглушил сильный шум.

– Астрид, ты что-нибудь нашла?

– Нет, ничего.

– Ты не хочешь, чтобы я прислал спецназ?

– Нет, нет, все в порядке. Здесь ничего нет.

– Фабиан тоже ничего не нашел, кроме пары замороженных стейков из мяса косули и некоей Лидии Клевенъельм, которая, если верить Фабиану, надулась так, как на меня иногда дуется Берит. – Утес засмеялся над своей шуткой и к своему удивлению услышал, что Тувессон тоже засмеялась. – Как хорошо, тогда я отправляю их домой. – А ведь она никогда не смеялась над его шутками. Но она, наверное, как и он, испытывает облегчение – ведь вечер оказался довольно удачным, и теперь они знали, что в следующий раз двойняшки собираются нанести удар по Элисабет Пиль.

– И тогда, наверное, ты вернешься сюда минут через двадцать или через полчаса, – послышался голос Утеса на другом конце.

– Да, что-то в этом роде, – сказала Нова Мейер в микрофон на наушниках, одновременно подняв две последние оплетенные бутыли с водой и поставив их на красную скатерть, которая свисала с морозильной камеры и время от времени немного шевелилась. Словно кто-то под ней пытался выбраться.

– Хорошо, двое других тоже должны быть на подходе. Так что мы сможем выработать стратегию, что нам делать с Элисабет Пиль.

– Конечно.

Нова Мейер закончила разговор, подняла один из картонных ящиков и поставила его рядом с бутылями. Затем подняла еще один ящик и поставила его на первый. Чтобы поставить третий, ей пришлось забраться наверх и встать на морозильник. Четвертый и последний как раз встал под низким потолком, и когда она закончила и убедилась, что картонные ящики плотно зажаты между морозильником и потолком, спрыгнула вниз и исчезла.

Шевеления прекратились. По крайней мере, издали их было не видно. Но если смотреть с близкого расстояния, можно было заметить совсем небольшую рябь на воде в оплетенных бутылях и услышать приглушенные крики Тувессон о помощи.

Осталась еще одна попытка, сообщил мобильный, осветивший темный багажный отсек. Два раза Соня неправильно набрала четыре цифры пин-кода кончиком носа и теперь решила сделать короткий перерыв и собраться с силами перед последней попыткой. Если она не справится, мобильный фактически будет ей ни к чему.

Она сделала несколько глубоких вдохов и попыталась пошевелиться, чтобы не застаивалась кровь. Всего лишь несколько минут назад у нее так болели связанные за спиной руки, что хотелось крикнуть во все горло, но рот был заклеен скотчем. Сейчас боль стихала, и скоро она, наверное, вообще перестанет чувствовать, что у нее есть руки. Ее мозг словно прекратил на них надеяться и решил, что они больше не являются ее частью.

В детстве она случайно запуталась в кувшинках на загородном озере и быстро решила оставить попытки выбраться на поверхность. Словно жизнь, которая ее там ждала, не стоила всех усилий. В каком-то смысле в этом заключалась ее сущность. Всегда выбирать легкие пути и лучше подчиняться обстоятельствам, чем сопротивляться.

Но в этот раз она не собирается сидеть и смотреть, как рушится ее жизнь. В этот раз она намерена бороться. Впервые в жизни она почувствовала, что ей есть ради чего жить, еще как есть, чтобы позволить всему погаснуть. Матильда, Теодор, Фабиан… Конец не должен наступить. Не таким образом.

Машина свернула на еще более неровную и ухабистую дорогу. Соня догадалась, что это дорога с гравиевым покрытием, хотя уже давно оставила попытки вычислить, куда они едут.

Вместо этого она направила всю свою энергию на мобильный. Только на то, чтобы извлечь его из рабочих брюк, у нее ушло так много сил, что, закончив, она была вся в поту. Когда после этого кончиком носа ей удалось набрать четырехзначный код и позвонить Фабиану, надежда стала возвращаться. Батарейка была заряжена на шестьдесят три процента, и шли четкие и сильные гудки. Соня ничуть не сомневалась, что муж ответит и сразу же после этого придет и спасет ее.

К сожалению, она ошибалась. Фабиан не ответил и не спас ее. Она несколько минут приходила в себя от разочарования, а потом, попытавшись позвонить кому-нибудь еще, два раза подряд случайно нажала не на те цифры.

Теперь мобильный лежал перед ней и ждал ее последней попытки. 5, 8, 9, 5 – четыре цифры в нужном порядке, ни больше, ни меньше. Она сделала глубокий вдох и наклонилась к мобильному. Пятерка далась ей без всяких проблем, как и восьмерка, которую она не смогла набрать в две предыдущие попытки. Потом она стала волноваться и почувствовала, как дрожит, когда наклонилась к девятке. К ее большому облегчению все получилось, и теперь оставалась вторая пятерка, которая ее никогда не подводила. И в этот раз не должно быть проблем, подумала она и, сосредоточившись, нацелилась.

Если бы машина внезапно не затормозила, она бы наверняка не промахнулась. Но сейчас она нажала на двойку, и мобильный сразу же погас. Одновременно машина остановилась, после чего заглох двигатель.

Санни Лемке не была уверена, открыты у нее глаза или закрыты. Во всяком случае, она ничего не видела. Она только что пришла в сознание и понятия не имела, сколько времени пробыла в отключке. В каком-то смысле она по-прежнему в ней находилась. Вопрос только где. Что произошло. Почему она так замерзла, что дрожит.

И что ее ждет.

Последнее, что она запомнила, – их смех. Это бьющее наотмашь злорадство, которое отдавалось в ней эхом с тех пор, как они набросились на ее брата. У них была цель убить его. Но с ней дело обстояло по-другому. От пинков и ударов она потеряла сознание, но не умерла, что беспокоило ее больше всего.

Санни села на что-то твердое и неровное. Асфальт. На улице. Без одежды. Понятно, что поэтому она замерзла. Она попыталась обнять себя, но поняла, что руки и ноги у нее связаны.

Теперь она слышала их голоса. Они подошли ближе, радостно хихикая.

– Проверь, может, она очнулась, – сказал кто-то из них.

– Дай мне, – послышался другой голос.

Ее ударили так сильно, что на несколько секунд все исчезло. К сожалению, она быстро пришла в себя и почувствовала боль от следующего удара. Больше всего ей хотелось ничего не ощущать и исчезнуть в темноте, где нет ни смеха, ни холода, ни боли. Как можно быстрее превратиться в бессознательную груду мяса. В боксерскую грушу без нервных волокон.

Но так легко она явно не отделается.

– Тебе не кажется, что она уже достаточно обмякла? – спросил один из них.

– Нет, – ответил другой и пнул ее так сильно, что у нее в голове как будто что-то лопнуло. По крайне мере, боль прошла. – А вот сейчас да, – продолжил тот же голос. И этот смех, который она ненавидела больше всего.