Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Раздевайтесь, Ваня, вешалка в углу за дверью, – сказала Надя, сбросив пальто и проходя за занавеску, отгораживающую комнату от некоего подобия кухонки с небольшой печкой-плитой. Иван снял пальто и галоши, присел сбоку стола и огляделся. Комната была небольшая и скупо обставленная: здесь стояли лишь две кровати, платяной шкаф, три стула и стол, на котором виднелись стопки книг и тетрадей для занятий живущих здесь семинаристок.
Пока Иван осматривался, Надя ловко разожгла дрова в печи, которая загудела ровным гулом горящих поленьев, и принялась за растопку небольшого самоварчика, стоявшего на столе в углу кухни. Самовар тоже зашипел от разгоревшихся угольков, и Надя, освободившись от дел домохозяйки, подошла к Ивану, чтобы сесть рядом в ожидании, когда самовар закипит.
Подходя, она, как бы нечаянно, коснулась бедром его плеча. Иван осторожно и нерешительно положил руку ей на талию, словно отстраняя Надю, но девушка не отодвинулась, а, напротив, прижалась к мужчине. Иван вскочил со стула, лицо девушки с пухлыми пунцовыми губами оказалось рядом, и он прижался к этим губам коротким нечаянным поцелуем.
Надя не отпрянула, а прижалась к Ивану уже всем своим стройным, упругим и тёплым телом, как бы приглашая его действовать смелее и решительнее. Он снова прижался к её губам уже длительным поцелуем и покрывал поцелуями лицо и шею Нади, пока страсть не ударила ему в голову, и тогда Иван потянул Надю к ближней кровати, расстёгивая пуговицы на платье и ощущая, как упругая девичья грудь освобождённо падает ему в ладонь.
– Не надо, я сама, – прошептала Надя и, отстранившись от Ивана, стала медленно снимать свои одежды, пока в свете керосиновой лампы не показалось её тело в первозданной наготе. Она притушила лампу и в темноте неслышно юркнула под одеяло своей узкой девичьей кровати. Иван мгновенно скинул все свои одежды и, прижавшись к Надежде поверх одеяла, продолжил покрывать её лицо и грудь поцелуями, на которые она отвечала лёгкими покусываниями в шею, прижимаясь всем телом, дрожащим от сдерживаемой страсти.
Он сбросил одеяло и прижался к её наготе, продолжая покрывать поцелуями грудь и живот. Надя откинула голову и, словно в забытьи, раскинула ноги врозь, молча приглашая Ивана совершить таинственный обряд любви.
В этот момент волна желания вдруг схлынула, и Иван понял, что не готов овладеть этой девушкой, так внезапно предложившей себя ему – совсем незнакомому мужчине. Так вели себя проститутки из борделей, а не порядочные девушки из учительской семинарии. Но эта девушка нравилась Ивану, свежее её тело пахло парным молоком и какой-то душистой травой из его детства, и Иван продолжил ласкать и целовать девушку, чувствуя, как мужская сила постепенно возвращается к нему, а страсть снова бьёт нервным пульсом в голове.
Он осторожно подмял Надю, ласками раскрыл её наготу и лёгким толчком вошёл в туго раздавшуюся, влажную теплоту её лона на всю глубину мужского желания. Надя тихо вскрикнула, ощутив в себе этого, ещё несколько часов назад незнакомого мужчину, к которому неожиданно почувствовала доверие, а потом и страстное желание отдаться, и, обняв его руками и ногами, прижалась к нему всем телом, целиком отдаваясь плотской страсти, захлестнувшей ей голову и медленно скользившую к груди и дальше к самому низу живота.
Иван, с каждым движением ощущал нарастание вожделенной страсти, в паху появился сладостный спазм, который усилился до нестерпимости, извергнув мужское желание вглубь девичьего лона.
Девушка, не успела ощутить Ивана, полноценной женской страстью, как он вздрогнул, застонал и затих на ней.
Надя разочарованно высвободилась из-под Ивана и молча, обиженно кусая губы, лежала рядом, – чудо слияния тела и души с этим мужчиной не успело свершиться для неё и будет ли оно вообще, она уже сомневалась.
Иван, почувствовав разочарование Надежды, осторожно продолжил ласкать её, равнодушное уже тело, пока в них обоих не загорел снова огонёк желания, который постепенно разгорелся и вспыхнул с новой силой, заставив тела слиться вновь в безумстве страсти. Женское чутьё не подвело Надю: в этот раз желание её было удовлетворено и она тихо застонала и забилась всем телом, когда полузабытая сладко-пронзительная дрожь возникла внизу её живота, прокатилась по телу и ударила в голову вспышкой исполнившегося ощущения женского сладострастия.
Потом она лежала в сладкой истоме несколько мгновений неподвижно, пока мужчина встречным чувством не удовлетворил и себя, и затих подле неё, благодарно целуя девушку в припухшие от страсти губы.
Самовар давно вскипел и остыл, дрова в печи прогорели, уже покрывшись пеплом, а любовники спали удовлетворённым сном, плотно прижавшись друг к другу на узкой кровати.
Чуть забрезжил утренний свет, как Надежда шевельнулась, соскользнула с кровати, и, накинув халатик и вставив босые ноги в войлочные чуни, побежала до ветру в туалет. Иван тоже проснулся и сквозь прикрытые веки наблюдал за девушкой, любуясь её телом и лицом. Надя была почти брюнеткой с длинными прямыми волосами, большими карими глазами, ровным носиком, тонкими бровями и припухлыми чувственными губами, пунцовый цвет которых напоминал малину, и губы эти были также сладки, как ягоды малины. Вспоминая минувший вечер, Иван продолжал удивляться происшедшему: девушка легко и непринуждённо отдалась ему с первой же встречи, не жеманясь и не ставя никаких условий, словно распутная девка, а не скромная семинаристка.
Иван понял, что обладание женщиной по взаимной симпатии вовсе не напоминает услуги проституток – между этими ощущениями такая же разница вкуса, как между шоколадной конфетой и промокашкой из тетради. Промокашки эти Иван, в бытность свою школяром, часто жевал в земской школе на уроке, чтобы потом скатать липкий шарик, засунуть его в камышинку и, дунув, когда учитель отвернётся, влепить этот шарик кому-нибудь из учеников.
Потом, будучи взрослым, и покупая проституток для плотского удовлетворения, Иван фактически жевал всё те же промокашки, и вот, впервые он ощутил всю сладость обладания женщиной при взаимном влечении и чувств и духовной связи. У него были длительные отношения со своей домработницей Ариной, но там он удовлетворял только плотское влечение, не имея духовной связи.
Надежда тем временем возвратилась со двора, сбросила чуни и халатик, и, зябко поёживаясь, юркнула к Ивану под одеяло.
Иван прижал прохладное тело Нади к себе, бережно накинув на неё