И она рассмеялась. Поль улыбнулся, глядя на Марго. На нее было приятно смотреть, хотя в ней не было ничего такого, за что может зацепиться внимание. Марго называла стили и манеру художников. Сюрреализм – это когда предметы и люди изображаются в неестественном виде. Например, кучка людей на автобусной остановке, а вокруг до горизонта ровная пустыня, а из-за горизонта по воздуху вылетает автобус, а вместо колес у него человеческие головы. А еще здесь были картины в стиле пост-импрессионизма. Это деревья, нарисованные грубыми мазками черной и синей краски, а на небе лиловые облака. А еще картины в манере фовизма, кубизма, дадаизма. Под каждой картиной на картонной табличке было название картины и имя художника. В центре зала на черном стенде висела картина Пикассо. Это была собственность выставочного зала школы. На картине была нарисована женщина, состоящая из квадратов, ромбов и кругов. Картина называлась «Обнаженная девушка». Когда они обошли весь большой зал, Марго сказала:

– Это современная живопись. Называется авангардизм. Каково твое впечатление? – Поль смотрел на Марго. На картины смотреть уже не хотелось. И он ответил:

– По моему, все это скучно. – Глаза Марго расширились. Она воскликнула:

– Потрясающе! Поль, из тебя может получиться первоклассный критик. Ты одним словом выразил сущность авангардизма. Надо сказать это маме. Впрочем, она этого может не понять. – Они прошли в малые залы. Здесь были студенческие работы, и это было интересней. Это был реализм, и это смутно напоминало то, что Поль видел в Лувре. Маленький, аккуратно нарисованный пейзаж. А вот большое полотно с осенним пейзажем. Грубые желтые мазки, – это осенняя листва. Марго сказала:

– Это в стиле импрессионизма. Отойдем подальше. Импрессионистов следует смотреть на расстоянии. – Они отошли подальше. Тот же эффект. Вместо листвы та же желтая мазня. Марго вздохнула: – Да, это явно не Клод Монэ. – Они направились дальше.

И тут Поль увидел нечто. Он быстро подошел к большой, без рамы, картине, почти не глядя на полотно, но все же видя его, прочел внизу табличку с названием: «Поль Дожер» и имя автора: Виолетт Пуни. Это была такая же картина, какую рисовала Виолетт на корабле, только больше. Поль был изображен в реальном размере. Конечно, Виолетт нарисовала эту картину, пользуясь той корабельной картиной как этюдом. Подошла Марго, но Поль уже не посмел на нее посмотреть. Он быстро пошел назад к большому залу, куда, как он видел, проходила со своими спутниками мама. Он почти столкнулся с ней в переходном холле. Он тут же хотел спросить ее, как сделать так, чтобы картину немедленно сняли. До открытия выставки. Мама все поняла.

– Поль, выслушай меня, – сказала она и взяла его под руку. Они медленно пересекли большой зал и остановились у окна. Мама тихо говорила: – Быть моделью художника – тяжелый, но благородный труд. Я знала много моделей, мужчин и женщин. Почти никто из них не рисовал, но все они, так или иначе, приобщались к живописи, становились частицей искусства, облагораживались. Виолетт Пуни была моей студенткой, когда я преподавала рисунок. Ей приходилось работать моделью, чтобы оплачивать обучение. Я только теперь узнала, что она была в обслуживающем составе на «Васко да Гаме». Еще год назад у нее плохо шел рисунок. Но она очень упорна. Она из бедной семьи и, повидимому, с детства обучена трудолюбию. Думаю, что из нее выйдет настоящий художник. Твой портрет, несмотря на некоторые дефекты, вышел удачным. – Поль вспомнил сеансы своего позирования, когда он голым стоял перед Виолетт и всеми пассажирами корабля. Теперь это казалось ему отвратительным. И воспоминание о близко посаженных глазах Виолетт и ее выдвинутой вперед верхней челюсти тоже было отвратительным. Мама сказала: – Поль, посмотри на эти картины, – и она указала на стены большого зала. Поль мрачно оглядел уродливые изображения деревьев, людей, лиловых облаков, грязноватые абстрактные композиции. Мама продолжала: – Видишь, что получается, когда человек начинает создавать сам, не учитывая того, что создано Богом. А человек – венец творения. С античных времен художники изображают обнаженную натуру. Это лучшее, что есть в природе, и лучшая практика для художника. – Мама замолчала. Поль тоже молчал. Мама спросила: – Поль, ты меня понял? – Поль молчал. Он понял, что картину с выставки убрать нельзя. Марго, стоявшая неподалеку, видя, что мама закончила свои наставления, подошла, остановилась рядом. Начался впуск посетителей, и залы стали заполняться людьми. Мама вынула из сумки блокнот, сказала озабоченно:

– Мне надо еще кое-что посмотреть. Не хочется мне говорить об этой выставке, но я обещала. – И она ушла в малые залы. Марго сказала:

– Поль, ты не досмотрел малые залы. Там есть интересные вещи.

– В Лувре интересней, – сказал Поль. Марго оживилась:

– Пошли в Лувр! Выступления начнуться через час. Мы успеем вернуться к маминой речи. – Они пошли к выходу навстречу входящей публике. И тут он почти столкнулся с Виолетт. Они невольно остановились. Виолетт была в строгом английском костюме без каких-либо признаков богемного стиля художников.

– Добрый день, мсье Дожер, – сказала она таким тоном, будто они виделись вчера. Не отвечая на приветствие, Поль сказал:

– Прежде чем выставлять мой портрет вы должны были спросить у меня разрешения.

– Вы дали согласие мне позировать, – нарочито спокойным тоном сказала Виолетт. – Я рисовала вас на палубе в присутствии всех людей на корабле, и вы не возражали. Кроме того, все, у кого на корабле были фотоаппараты, снимали вас в этом же виде, и вы тоже не возражали. Теперь эти снимки ходят по всему Парижу. – Марго ухватила Поля за локоть:

– Поль, прекрати! Картина хорошая. Правильная композиция, и фон, море, небо, и южный колорит. Это же все сделано по вдохновению, это же искусство.

– Искусство? – прорычал Поль, и глядя в упор на Виолетт, тихо и злобно сказал: – А вот я сейчас сдеру с тебя всю одежду, и все здесь увидят тебя голой, а я скажу, что это по вдохновению, и это искусство. – Виолетт невольно отступила. Сузив близко посаженные глаза, она сказала:

– Мсье Дожер, ваши претензии более не ко мне, а к устроителям выставки. Они сами отбирали мои работы. – Марго упорно потянула Поля в сторону. Виолетт оглядела Марго быстрым, но цепким взглядом, и Марго сказала:

– Извините, мадемуазель. Вы талантливо пишете. – И она с силой повела Поля к выходу. Они не пошли в Лувр. Поль был уже сыт искусством. Они дошли до Нотр-Дама, поднялись по каменной винтовой лестнице до самой крыши левой колокольни. У Марго был с собой фотоаппарат. Поль полез по обледенелой свинцовой крыше, ухватился за короткий шпиль. Здесь наверху был сильный холодный ветер, но веселое настроение возвратилось, как и всегда в присутствии Марго. И она сфотографировала его, весело оскалившегося, держащегося за шпиль на скользкой крыше. Спускаясь вниз, они фотографировали друг друга на переходных площадках на фоне панорамы зимнего Парижа и даже в обнимку с химерами. После Нотр-Дама они прошли на Марше Неф в любимое кафе Марго. Каскадный фонтан на Сен-Мишель зимой не работал. Деревья были голыми. И шел снег. А в остекленном кафе было тепло и уютно. Они пили горячий шоколад. Марго курила, и сигаретный запах не казался противным. Она спросила: