– Гиперболически выпучил: он же смотрит в открывшуюся перед ним цивилизацию. – Поль отметил, что глаза на картине действительно выпучены. Вертлявый мужчина заметил:

– Слишком красивая фигура. В жизни он совсем другой, судя по фотографиям. – Его приятель согласился:

– Это свойственно классическому реализму. – Полная девушка сказала:

– На дворе середина двадцатого века, а в парижской академии продолжают учить студентов реализму. – И тут Поль услышал рядом с собой тихий женский голос:

– Мсье Дожер, вам нравится картина? – Поль повернулся. Перед ним стояла незнакомая женщина лет тридцати. Поль пожал плечами:

– Я не разбираюсь в живописи.

– Пожалуйста, отойдемте в сторону. У меня к вам просьба, – сказала женщина. Они отошли от толпы. Женщина тихо заговорила:

– Разрешите представиться. Я художница. Мое имя Жанна Доменьи. Я выставляю свои картины в нескольких галереях. Я бы хотела написать ваш портрет. Я заплачу за позирование. Это не отнимет у вас много времени. Я пишу быстро, совсем в другом стиле, который теперь моден.

– К сожалению, я все дни занят.

– Я понимаю, – быстро сказала женщина, назвавшаяся Жанной. – Это будут очень короткие сеансы. Вот, например, сейчас. Моя студия в двух минутах ходьбы от школы. Я бы сделала эскиз в течение пяти минут. – Полю показалось интересным, как это можно сделать эскиз за пять минут. Лицо Жанны было довольно красивым. Он переспросил:

– За пять минут?

– Да. Я принадлежу к школе авангардизма. Эскизы у нас полагается делать быстро и четко, чтобы успеть зафиксировать впечатление. Вы согласны? Через пять минут мы уже будем в моей студии.

– Только не голым, – предупредил Поль.

– Как вам будет угодно. – Они вышли на набережную. Поль огляделся. На расстоянии видимости мамы и Марго среди прохожих не было. На Жанне было странное пальто, расходящееся от подкладных плеч широкими воланами. Концы ее шарфа спускались с плеч до колен, а шляпа была ввиде военной фуражки. Сомнений не было: это был богемный стиль художников. Они действительно минуты за две дошли до ее дома на набережной, однако долго поднимались по лестнице без лифта на пятый этаж. И еще была узкая лесенка на чердачные помещения. Студия была большой остекленной комнатой с видом на крыши министерских зданий. В студии была железная печка и большой рефлектор для обогревания. Здесь было несколько мольбертов, стол с наклонной доской, топчан, покрытый ковром, ящики, пирамиды холстов, табуреты и много мусора. Жанна включила рефлектор, они сняли пальто, и Поль, по указанию Жанны встал на топчан. Жанна встала за маленький мольберт, стала углем рисовать эскиз. Это заняло не более двух минут.

– Еще один эскиз, – сказала она. Полю было интересно, как это рисуют авангардисты, и пока она снимала с планшета готовый эскиз и накалывала новый лист бумаги, он подошел к мольберту. На весь лист была нарисована фигура по пояс. Лицо было неузнаваемо. Рядом с уменьшенным носом было нарисовано большое ухо, а челюсть была нарисована в профиль. Плечи были разной ширины, одно острое, другое скругленное. Рука, согнутая в локте, с растопыренными толстыми пальцами. Единственно, что было похоже, это один глаз с нависшей бровью. Другой глаз был наполовину закрыт ухом. Когда Поль снова встал на топчан, Жанна попросила его снять свитер. Он снял. Проведя несколько линий, она поднялась на топчан, расстегнула Полю верхнюю пуговицу рубашки, провела пальцем по его шее от уха до подбородка. Поль сразу почувствовал возбуждение. Но она тут же отошла к мольберту, стала быстро наносить новые линии. Лицо ее было напряженным, и это ей шло. Вдохновение художника. Вскоре она опять поднялась к нему на топчан, сказала:

– Я не чувствую ваших ключиц. – Она провела пальцем от его подбородка вниз до ямки между ключицами, слегка надавила ямку, сказала: – Центр. А здесь такая линия. – и она гибкой ладонью провела в воздухе линию, паралельную его ключицам. И тут Поль совсем непроизвольно обнял ее за плечи. Она удивленно посмотрела ему в глаза, сказала отстраняясь:

– Модели так себя не ведут. – Продолжая держать ее за плечи, он серьезно сказал:

– Я еще не опытная модель. – Это почему-то рассмешило ее, и она усмехнулась, что прибавило Полю решимости. Он провел ладонью по ее спине. Под тонким свитером у нее были какие-то лямки, швы, застежки – неизбежные конструкции женской одежды. Он повел рукой вниз, к довольно широким ягодицам: еще более сложные конструкции. Но Поль уже привык к таким сложностям. Таковы цивилизованные женщины. Жанна больше не отстранялась, поняла, что это неизбежно. Поль захватил снизу края ее свитера, потащил вверх и снял через голову. Она не сопротивлялась. Теперь она была в шелковом комбинэ, под которым просвечивало белое бра. Он стал расстегивать крючки на ее расклешенной юбке, но она сказала:

– Нет, нет, здесь очень холодно. – В студии действительно было холодно, и Поль ограничился тем, что присев перед Жанной, стащил с нее плотные трусы. Сам он тоже не стал раздеваться, только опустил свои брюки до колен, предварительно вынув из заднего кармана конвертик с презервативами. Когда, после полового акта, Поль отвалился на бок, упираясь локтем в ковер, Жанна вскочила, подбежала к мольберту, сказала: – Не двигайтесь! – и принялась за следующий эскиз. На эскизе Поль получился в позе плывущего на боку человека с очень длинными ногами и короткими руками. Спущенные до колен брюки были ввиде канализационной трубы. Голова была отделена от туловища. Яйца были нарисованы квадратом, а член вытянутым треуголником. Грудь была только до половины, другая половина была спиной. Жанна объяснила, что она рисует обычно в нескольких раккурсах. Художник обязан видеть модель сразу с нескольких сторон. На то он и художник. Голова отдельно, потому что психологию выражает лицо, а не остальное тело. Яйца квадратные, чтобы подчеркнуть их весомость, а член острым треугольником, чтобы подчеркнуть остроту сексуальных ощущений.

Домой он приехал на такси. Мама и Марго тоже только что вернулись. Оказывается, они с выставки затащили Виолетт в кафе и долго там сидели, выясняя отношения, после чего расстались почти друзьями. Когда Поль в передней снял пальто, мама удивленно спросила:

– Где твой свитер? – Только тут он обнаружил, что оставил свитер в студии Жанны. Он ответил:

– Потерял.

– Где? – продолжала удивляться мама, которая хорошо разбиралась и в искусстве, и в политике, и в религии.

– В кафе, – объяснил Поль. – Я зашел в кафе, там было жарко, я снял пальто, а потом и свитер. А когда уходил, надел пальто, а свитер забыл. – Вот как у него получилось все гладко. И умная мама удовлетворилась таким ответом. Марго оказалась умнее. Она спросила:

– А в чем это у тебя рубашка? – Поль посмотрел на свою рубашку. Она была в мазках угля. Жанна обнимала его руками, перепачканными углем, которым делала свои эскизы. Но Поль, не будь дураком, объяснил и это:

– В кафе я хотел отставить от себя пепельницу и нечаянно опрокинул ее на себя вместе с окурками. – И он тотчас прошел к себе в комнату, принял душ и надел чистую рубашку.