Жизнь продолжала меняться – то неуловимо, то очень заметно.

Закрылся любимый японский ресторан.

Мелькнуло в новостях имя Фиделя Кастро, показался и сам он – неузнаваемый старик в военной форме и с жидкой седой бородой.

Лоуренсу-Чижику стукнуло два года. День рождения праздновали тоже два раза: сначала дома, потом во Флориде, после чего Лора с Антоном оставили малыша на Шлыковых и уехали в отпуск.

В России выбрали нового президента, Китай готовился к Олимпийским играм.

Умер Чингиз Айтматов. «И дольше века длится день» – или век человеческий можно приравнять к одному дню?..

В сентябре на Северную Америку обрушился ураган и убил более двухсот человек. Ураганами здесь удивить трудно, писателя Айтматова помнили те, кто уехал от социализма, но людей куда больше заботил финансовый кризис, и только избрание темнокожего президента стало сенсацией.

«Я слышал, что вы бросили курить!» – онколог улыбался. Снова на экране компьютера появились его легкие, резвый курсор чертил зигзаги, пока врач, не снимая лучезарной улыбки, говорил о превентивной терапии. Чтобы не допустить. Минимизировать риск. Исключить. «Вот это – зона высокого риска, – показал врач, – а вот это мне не нравится». Что и чем не нравится, не сказал.

– И ты не спросил?

Юля не понимала, как это – не спросить, уйти, не поняв до конца, что происходит.

– У тебя новые духи?

– Прыснула на пробу в магазине. Тебе не нравятся?

Ян неопределенно пожал плечами. Без курения мир наполнился запахами, он и не подозревал об их изобилии. Пахло духами, пылью, бензином; из ресторанов плыл тяжелый дух перекаленного масла, в который врезалась пронзительная струя уксуса; в супермаркетах он мог бы найти что угодно с закрытыми глазами: сыр, мясо, рыбу, фрукты, кофе… Не знал, как сильно могут пахнуть апельсины, травы, грибы. Прежде различал только самые откровенные запахи: свежесмолотого кофе, сигаретного дыма, пригоревшей еды… Дым был частью его самого. Временами казалось, что тяга к куреву ослабла и нужна не сигарета, а многолетний ритуал, его привычность, все эти выученные наизусть движения. В аптеках продавались специальные пластыри-нашлепки, Люсик испытал на себе: «Работает! И кайф есть, и дым не вдыхаешь». Яну в этом виделось что-то недостойное, фальшивое; решил бросить – бросай сам, без костылей.

С никотиновыми пластырями, без пластырей – да как угодно, лишь бы не закурил, молилась Юлька про себя. Вдруг метастазы?..

Новая химия длилась недолго, но вопреки прогнозу врача проходила тяжело. К тому же ноябрь начался промозглым холодом; или с новым лекарством он стал сильнее мерзнуть, как тот мужик в соседнем кресле, вечно укутанный? Он по-прежнему не приходил. Угнетала ранняя темнота.

…Ян приехал из больницы с одной мыслью: чаю, горячего чаю. Вскоре следом ввалился дядька, тоже замерзший, с каплей на носу:

– Холодно.

– Мне тоже. Чай будешь?

– Потом.

Яков повесил куртку, сбросил туфли и зашлепал к дивану. Сел и закурил.

– Холодно на улице, – бросил коротко.

13

Дядька не виноват: он просто закурил, придя домой, как делал это десятки лет. Он пришел к себе домой, где человек волен делать что ему вздумается: курить, есть и пить, включать телевизор на полную громкость и не смотреть его, гасить свет, швырять газету на пол – не для того ли Джек и строил дом?

Яна хватило на два дня. Впервые пришла малодушная мысль о пластырях, а на третий день он взял сигарету, поднес огонь и с наслаждением затянулся. Полной грудью, если не считать вырезанного в июне куска легкого – части души, если верить Тео. Первая сигарета почти разочаровала. Сколько раз ему снилось, как он закуривает, сколько раз испытывал блаженство во сне, просыпаясь со сложенными, будто все еще держит сигарету, пальцами!

Закурив, осознал, что мог бы и не делать этого, курит Яков при нем или нет. Выходит, желание было сильнее реальной потребности, ритуал важнее сущности?

Сущность – насущность – не заставила себя ждать, и после третьей сигареты все вернулось на привычные места, как и спрятанные зажигалки. Незаметно и быстро умерли лишние запахи, оставив самые привычные: кофе, бензинного выхлопа, дыма. Курение ли виновато или ненавистная пора, темный пронизывающий ноябрь, не имело значения.

Как и многое другое – например, квартира, которую хотели снять после Парижа. Что тогда помешало? Да то же, что помешало Парижу: болезнь. И даже квартиру нашли в трехэтажном здании, неподалеку от бывшего Басиного дома. Второй этаж, две комнаты, место для машины. Квартира новая, никакая – реплика множества похожих, как пачки сигарет, других квартир-ячеек. И – заранее чужая. Здесь можно переночевать, как в отеле, но жить не хотелось. Юлька готова была вселиться хоть сейчас, Ян вяло пожал плечами. Коридор в здании тоже напоминал гостиничные коридоры. Где-то наверху бухал тяжелый рок. Открылась дверца лифта, оттуда выдвинулся угол матраца, женский голос раздраженно повторял: «Нажми кнопку, Боб, нажми кнопку». Мы тоже будем так въезжать, тоскливо подумал Ян и громко сказал:

– Не хочу!

Пряничный домик – временное решение, транзит. А как смотреть в благодарные собачьи глаза дядьки, который привык возвращаться в обитаемый дом?..

Юля не спорила. Она везде могла обжиться, но время вкрадчиво навязывает привычку к окнам, стенам, улицам и магазинам, и ты незаметно врастаешь и подчиняешься. Каким бы временным ни было задумано вселение в Пряничный домик, Ян просыпался, слушал музыку, пил кофе или коньяк, а теперь и курил, видя вокруг уже привычную обстановку. И ничего нельзя было поделать. Или… можно?

– Переезжай ко мне?

– Больное дерево не пересаживают, Юлечка.

Он вспомнил глухое дядькино молчание, когда сказал: «Я не один». Юлька регулярно привозила свежеприготовленную еду, но Яков оставался Яковом – каменным истуканом, от которого нельзя было ждать ни улыбки, ни приветливого или просто вежливого слова. «А-а, здрассть…»

Ян и не ждал.

Они как-то проезжали по старой улице. Вдруг Юля воскликнула: «Смотри!» Старый дом было трудно узнать: ярко-желтый, он стоял под новой блестящей крышей и был обнесен вычурной решеткой забора, даже на вид убедительной прочности. Ян поднял глаза к третьему этажу, но цветного окошка не увидел – тускловато отсвечивало простое стекло. Дом окончательно перестал быть Басиным. Он резко нажал педаль газа.

В день рождения Яна вызвали на работу – собрание группы. Вопреки погоде и затаившейся болячке проснулся с ощущением праздника: день рождения! В доме было тихо – дядька на работе, тоже маленький праздник. Юльку он встретит у библиотеки, заедет сюда («домой» не произносил даже мысленно) переодеться – не только для свадьбы покупал костюм, а потом… Ян узнал о новом японском ресторане в центре, вот и сюрприз Юльке!