сам боялся своего голоса и этих слов. – Это было так давно, что я уже и не помню ничего. Ни её имени, ни голоса, ни глаз. Всё будто бы стёрто. Но почему‑то я уверен, что мы тоже вели себя так смешно – прямо как вы. Стеснялись признаться, смущались, притворялись гордыми… Я упустил это время. Мы не смогли быть вместе. Я потерял её. То ли из‑за своего смущения, то ли из‑за гордости…

– То ли из‑за Константина, – процедил я сквозь зубы, вспомнив ту сцену ночью.

– Нет, – поспешно поспорил со мной голубоглазый. – Нет, Стэн не виноват. Просто… я жил так, будто у меня в запасе неиссякаемое количество времени. Не спешил никуда, ничего не боялся. А любовь… ей наплевать на вечность. Она как эти хрупкие цветы – вянет так скоро, так внезапно. И её, в отличие от роз, не потрогаешь, не вернёшь и не оживишь.

– Эта девушка ушла от тебя?

– Нет. Не знаю. Может быть, разлюбила… – Штефан как‑то засуетился и стал быстрее дышать. – Я точно не помню… Кажется, я так и не сделал ей предложение. Хотя, я хотел. Хотел!.. Где‑то у меня до сих пор лежит это кольцо…

– А что если, – призадумался я, – что если отыскать её сейчас и всё‑таки его подарить?

– Нет, – одними губами произнёс Штефан. Дальше он говорил потерянно, каким‑то непривычным для него, глухим, тусклым голосом. – Я уже давно забыл, кто она и где живёт. Ничего, совсем ничего не осталось. И всё‑таки при этом… я её не разлюбил.

– Наверное это сложно. Любить человека, которого совсем не помнишь, и не знаешь даже, где он. Да и вообще, жить с пустой памятью… ещё и вот так вот жить… Я видел всё. И не знаю, что сказать. Врагу не пожелаешь…

Я подсел к нему ближе и сжал его руку. Рука оказалась холодной как лёд. В следующую секунду что‑то словно зазвенело в воздухе, и этот лёд растаял. Губы Штефана задрожали, он согнулся, прижался лбом к моей руке и разрыдался.

– Мне так страшно… – хрипел он сквозь слёзы. – Так больно… Так противно от самого себя… Так гадко… Так плохо…

На мгновения чары словно рассеялись, отпустили его, и он снова смог стать собой настоящим. Я увидел его другим – даже черты лица изменились. Хмурясь, он рыдал и кашлял, со всей силы сжав мою руку.

Это продолжалось больше минуты – непозволительная роскошь для гипнотизируемого. А потом он словно очнулся. Смахнул слёзы с глаз и уже своим обычным, весёлым голосом произнёс:

– А Стэн говорил, что тебе память тоже подчистили.

– Мне?! Вот это новость!.. – я следом за ним, будто по щелчку пальца, потерял интерес к сложному разговору и призадумался. – Хм… Да вроде бы нет. С чего это он взял?.. Я, по крайней мере, свою бывшую хорошо помню. Будь она неладна.

Штефан улыбнулся:

– Шли к чёрту свою бывшую. Мало ли, что было в прошлом. Как говорила моя матушка: «Вечному творению не к лицу томиться в плену у времени. Перестань думать о вчерашнем дне, и тебя больше не будет пугать завтрашний». И правда, какая разница, что там случилось в прошлом, если у нас в распоряжении есть только настоящее. Даже не вечность, нет! А только вот этот самый миг. И ничего кроме этого мига. Вам обоим давно пора начать жить. И не вчера. Не завтра. Не через неделю. Сейчас.

В этот момент к забору подъехала грузовая машина, оттуда вышли двое крепких мужичков в оранжевой форме и принялись носить стекло. Что ж, похоже, я опоздал. Наверное, Константин был расторопнее меня и уже договорился о ремонте оранжерей. А вот и он – лёгок на помине – идёт встречать рабочих.

Поблагодарив Штефана за откровенность, я оставил его, а сам уединился в своём любимом укромном месте, где меня вряд ли кто‑то возьмётся искать – в домике на дереве. Сегодня там лежал флисовый плед с чёрными котиками – наверное, Влад притащил. И маленький набор дорожных шахмат с магнитными фигурами. Клетки были чёрно‑красные, и фигуры, вместо белых, тоже алые как кровь. Эх, был бы мальчик здесь, мы бы сейчас сыграли с ним. Уж интереснее, чем играть с допотопной программой на рабочем компьютере. Но парнишка куда‑то убежал, поэтому я просто некоторое время задумчиво крутил в руках красного ферзя, а потом и вовсе отставил шахматы в сторону.

Значит, мой друг детства – шахматист Стёпка – скорее всего, жив‑здоров и работает в засекреченном, шестом отделе СКОК. Интересно. Возможно, если бы я смог его как‑то найти, он бы пролил свет на всю эту таинственную историю, которая происходит между Смоленском и Москвой. Но как найти человека, который официально, в том числе и для всех своих родственников, мёртв?.. Задачка не из лёгких. Ни Лина, ни её друзья‑коллеги из Смоленска, взявшие Линкольна, явно не имеют выходов на шестой отдел. Можно было бы, конечно, спросить у Каспера – уж он‑то всё про всех знает. Но как? У нас всё‑таки односторонняя связь: на почтовых конвертах нет обратного адреса, а электронные письма показательно приходят с почты для автоматических рассылок, начинающейся на «no‑reply». Хм… А что если спросить про Стёпку у Константина? Идея интересная – вон как он мастерски рассказал всё про меня, даже дату моей смерти назвал. Только есть одна проблемка. Цепешу, чтобы учуять запах человека, нужна какая‑то его вещь, а у меня ничего такого нет. Единственной вещью, которая так или иначе связана со Стёпкой, был Линкольн. Но что‑то мне подсказывает, что они с Константином не поладили бы.

Разглядывая котиков на пледе, я призадумался. Или, всё‑таки, найдётся что‑то ещё?.. Я стал перебирать в памяти события из детства. Вспомнил, как мы встречались со