не уверен. Он не хочет успокаиваться. Он говорит себе, что он не очень хорош, чтобы продолжать стремиться к большему.

Тренер Сахнун опускает взгляд и на мгновение замолкает. Это для драматического эффекта, чтобы сильнее подавить мое беспокойство. Он дважды ударяет кулаком по столу, прежде чем снова посмотреть на меня, на его лице непрошеная печаль. Когда он говорит, то делает это язвительно, каждое слово прожигает меня до глубины души.

— Но потом ты повредил колено, и они говорят, что ты не узнаешь мужчину, пока он не проявит себя в худшем виде. И ты был в самом худшем состоянии — все еще в самом худшем и это не тот человек, которого я больше хочу тренировать.

Он не это имел в виду. Это неправда. Он просто говорит все это, чтобы причинить тебе боль. Но это не меняет воздействия его слов или того, насколько тяжело они давят на мой разум, затягивая меня все глубже в темную яму печали и ярости. Мне приходится прикусить нижнюю губу, чтобы не издать болезненный стон, мое сердце сжимается, колотится и горит. У меня чешется в горле.

Мне требуется мгновение, чтобы взять себя в руки. Сглатывая прилив желчи, я хватаюсь за хрупкие металлические подлокотники своего кресла, желая сорвать их с креплений и швырнуть в него.

— Я не в самом худшем состоянии. Это была одна плохая игра в череде хороших.

Тренер держит руку поднятой все время, пока я опровергаю его, качая головой, явно разочарованный и усталый.

Он говорит серьезно. Я хочу рухнуть на землю прямо сейчас, но я этого не делаю. Как я уже сказал, страдание любит компанию, а я — воплощение неподдельного страдания.

Прежде чем у него появляется шанс что-либо сказать, я говорю тихо, слова вырываются у меня так легко, без оглядки на реальность и последствия.

— Знаете, что, тренер? Мне все равно, что вы скажете.

Он ухмыляется с весельем и сомнением.

— О?

— Да. Действительно. Потому что, что бы вы ни говорили, в конце концов, я знаю, что я лучше вас, даже в своих худших проявлениях.

— И как ты это себе представляешь?

Заткнись кричит голос в моей голове, борясь за спасение. Но уже слишком поздно.

— Потому что, по крайней мере, я могу засыпать по ночам, зная, что у меня нет дочери, которая ненавидит меня за убийство ее брата, когда все, что потребовалось бы, это немного сострадания, чтобы сохранить ему жизнь.

И вот оно здесь. Не имеет значения, что мои слова были продиктованы желанием причинить тренеру такую же боль, какую он причинял мне в течение трех лет и особенно в последние две минуты. Не имеет значения, что я на самом деле не верю своим словам, что я говорю их просто потому, что знаю, какую боль они причинят. Я переступил черту, которую никогда не смогу вернуть, но, по крайней мере, я достиг того, чего никто другой в команде, возможно, даже Вселенная, никогда не делал: я лишил тренера дара речи.

Вкус победы сладок и силен, и на несколько ударов сердца я вижу, как агония искажает его лицо и слезятся глаза. Я непобедим. Я король на земле, которая мне не принадлежит, нерушимый.

И я знаю, что мое грехопадение будет ужасным, даже душераздирающим, но в этом и проблема с желанием отомстить: это отодвигает последствия на второй план и заставляет все казаться стоящим того.

Тренер физически вышвыривает меня из своего кабинета. Я не могу даже вымолвить ни слова нерешительного извинения, того, что я на самом деле не имею в виду, но понимаю, что это необходимо для моего спасения. Я падаю на землю за дверью, и все в раздевалке пялятся на меня, никто не протягивает руку помощи.

Он сказал, что моя травма была самой низкой для меня? Что ж, он был неправ. Это сейчас. И, беспомощно растянувшись на грубом ковре на полу нашей раздевалки, пристально уставившись на табличку с именем, приколотую к двери передо мной, я не могу не пожалеть, что у меня не хватило мужества встать и извиниться, причем искренне. Хотел бы я проявить хоть каплю сожаления.

Только когда я добираюсь до своего пустого дома и поднимаюсь по скрипучей лестнице, я вспоминаю Грету и чувствую сожаление. Не потому, что она приходит мне на ум естественно, навязчиво, а потому, что, когда я открываю дверь своей спальни, она стоит там. Опустошенная, прекрасная и готовая разнести мой мир на куски в отместку за то, что разорвала ее сердце в клочья.

Возможно, я выбил почву у нее из-под ног, но она собирается похоронить меня под обломками.

p_riversideuniversity Выложено u/pistollover123 5 часов назад

эта игра была шуткой?!

Что случилось сегодня? Я на самом деле в шоке.

5 комментариев | 100 % UPVOTE

jillianmillerha1 5 ч. назад

Я сказал, что все это было из-за Моргана в том последнем посте… и да… Я был прав

laserthosetags 5 ч. назад

он не только избил Дж. Рода, но и выбил дерьмо из Андреса Херика, а это его «лучший друг», какой придурок

killjive 3 ч. назад

Ребята, вы видели реакцию тренера С.? Он выглядел так, словно у него вот-вот разорвется аневризма. Никогда в жизни так сильно не смеялся

manntis1for1 4 ч. назад

Судья наказан за то, что проник туда и оттащил ублюдка Моргана от Дж. Рода. Думал, мы вот-вот закончим отбегать назад, ЛОЛ

harp33r 4 ч. назад

Кто-нибудь еще помнит тот пост здесь несколько месяцев назад, в котором говорилось о том, какой Морган мудак…

Глава 29. Ненавижу то, как сильно, я, тебя не ненавижу

Грета

— Солги мне.

Отис переминается с ноги на ногу, его глаза опущены, плечи поникли, он все еще держит свою спортивную сумку. Его одежда помята, а дверь спальни за его спиной широко открыта. Я не дала ему возможности поприветствовать меня, прежде чем заговорить, столкнувшись лицом к лицу с тем, что он сделал.

Изначально я планировала вести себя хладнокровно, чтобы усыпить его бдительность и привести в состояние безопасности и комфорта, прежде чем начать свои атаки. Но все это исчезло в тот момент, когда я услышала его тяжелые шаги, поднимающиеся по лестнице.

Я стою в нескольких футах от него, моя поза напряжена, поведение суровое. Я уверена, что выражение моего лица суровое. Случайный прохожий мог бы подумать, что я готова к битве, но даже если я кажусь грозной, внутри у меня течет кровь. Сердце, легкие, душа… Все плачет от