— Участие в продвижении в Пространство. То, чего мы из–за войны были долго лишены.

— Вы уверены, что для жителей Византии это важно?

Андрей еще раз пожал плечами.

— Смотря для каких. Думаю, многие отнесутся равнодушно. Но польза точно будет, даже если мы не найдем ничего ценного. Понятно ведь, что продвижение в Галактику нельзя прекращать.

— Нельзя?

— Нельзя, — подтвердил Андрей. — Даже не только из–за конкурентов. И даже не только ради того, чтобы поддержать развитие науки. Просто… — он поискал слова. — Ну, вы представьте себе человека, который проснулся в темноте в незнакомом месте. Он будет ощупывать стены, пол, двери. Медленно, аккуратно, как бы проводя разведку… Понимаете?

Арианит отпил из маленькой чашечки чаю. Кивнул.

— Вы хотите сказать, что человечество, вышедшее в Галактику, находится в положении этого человека?

— Именно.

Арианит вытряхнул из портсигара папиросу.

— А вы не боитесь встретиться в Пространстве с чем–нибудь страшным? С чем–то таким, что просто сделает невозможной нашу жизнь?

— Например?..

Арианит достал затейливую металлическую зажигалку. Щелкнул, выпустив из нее желтый огонек. Папироса задымила.

— Мы постоянно боимся встретиться со смертельной инфекцией, против которой ни у кого из людей не будет иммунитета. Пока не встретились. Повезло. Но ведь это — угроза, так сказать, первичная. Внешняя. В последнее время я начинаю думать, что для нас гораздо опаснее угрозы вторичные. Процессы внутри человечества, которые начинаются под косвенным влиянием Пространства. Понимаете? Позвольте спросить: откуда вы сюда прилетели?

— С Токугавы, — сказал Андрей.

Он не стал уточнять, что на Токугаве на грунт не опускался. И никто не опускался. Блокадные посты вокруг планеты повесили, и хватит. О Токугаве даже говорить мало кому хотелось, а уж тем более — приземляться там.

— Отлично, — сказал Арианит. — Вот смотрите, что мы видим. Почти половина человечества, а Гондванская империя занимает именно столько, оказалась охвачена совершенно чудовищным порядком жизни, который вам пришлось уничтожать немыслимой ценой. Это их деление на зоны… Будем надеяться, что оно теперь рухнет. Сердце чудища–мегатойтиса пронзено, — в его голосе дрогнула усмешка. — И что же получилось? Пока мы боролись с этим чудищем, нас накрыло с другой стороны. Еще страшнее… Вы хорошо знаете, что произошло на Антиохии?

Андрей вздрогнул.

— Нет. Плохо. Если честно, я стараюсь этим не интересоваться. Только общую информацию усвоил.

Арианит кивнул, прищурившись.

— Катастрофа на Антиохии произошла из–за действий нескольких людей, — сказал он. — Нескольких разных людей. Но ключевая фигура, без которой бы вообще ничего не было — это Тиберий Ангел. Знаете такого?

Андрей кивнул.

— Встречались?

— Я какое–то время у него служил, — сказал Андрей. — Ну, не прямо у него, не в штабе… Но видел его.

— Вот как, — сказал Арианит, затягиваясь папиросой. — Что вы о нем думаете?

— Ничего, — сказал Андрей. — Я о нем не думаю. Все знают, что он великолепный тактик. А что он за человек — это всегда было загадкой. По–моему, его никто не любил. И… — он поискал слова. — То, что я помню… Обычно никто не жаловался на его решения. Но он поражал людей своим бездушием. Как робот. Это трудно объяснить… Все правильно, а вот — ну не мужик он. Основания для решений не те. Понимаете?

— Кажется, — сказал Арианит сквозь дым. — Андрей, вы знаете, что у Ангела был очень необычный психопрофиль? Нет, конечно, откуда…

Андрей помотал головой.

— Психопрофиль? — он засмеялся. — Если честно, для меня всегда черной магией была эта ваша психология. Если можете — объясните.

— Постараюсь… Вы в чем–то правы. В девяноста процентах случаев построение психопрофиля военнослужащих — чистая формальность. Данные вносятся в личные дела, и о них все забывают. И не влияет это ни на что. Но вот именно с Ангелом ситуация была особая. У него в психике были обнаружены целые закрытые сектора. Немногочисленные… но это все равно странно. Один из специалистов сразу предположил, что это следы очень тонкой, узконаправленной обработки. Его не послушали. А сейчас мне кажется, что он был прав…

— А почему не послушали?

— Списали на естественную вариабельность. Такое возможно, конечно… Но если Ангела действительно много лет назад запрограммировали — то кто, как вы думаете? А самое главное — зачем?

Андрей не сводил взгляда с собеседника.

— И зачем, по–вашему?

— По–моему… — Арианит затянулся папиросой и с шипением погасил ее. — Ну что ж, у меня есть гипотеза. Достаточно безумная. Что такое «танатос», знаете?

— Бог смерти?

— Да — если Танатос с большой буквы. А «танатос» с маленькой буквы — инстинкт смерти. Впрочем, я подозреваю, что это просто одно и то же… Так вот. Я думаю, что в последние столетия в коллективной психике людей родился Танатос. Вернее — новая версия Танатоса, отличающаяся от старой так же, как злокачественная опухоль от нормальной части тела. Где–то там, в среде сигналов, циркулирующих в миллиардах умов… Коллективное стремление к самоубийству. Что–то вроде патологического разума, не привязанного ни к какой конкретной голове. И вот этот разум обрел себе рабочий орган… Вы еще не думаете, что я свихнулся?

— Нет, не думаю, — сказал Андрей. — Звучит необычно, но… Вы думаете, что Ангел был запрограммирован Танатосом? Серьезно?

Арианит вздохнул.

— Мне самому трудно в это поверить, — сказал он. — Но уж очень хорошо это объясняет все события. Живое орудие. Человек, задачей которого было как можно больше разрушить… Понятия не имею, как с этим уживалась его личность. Знал ли он о том, что запрограммирован? То есть о какой–то обработке знал, конечно же. Но что ему о ней сказали? Технически такое можно сделать, если, например, заставить определенные нейроны выпускать отростки в определенные стороны. Ювелирная работа, но реальная. Я спрашивал специалистов.

— А ураниты?

— Ураниты — это другое… Я думаю, что после того, как мы вышли в Галактику, общий поток развития человечества еще и разделился на несколько ветвей. Дивергенция. И — конкуренция между ветвями, кто выживет, тот выживет… Нет. Не совсем так. Даже победившая ветвь может быть на самом деле короткоживущей. Обреченной. Успех — и неизбежное вымирание… Вы понимаете, что нам грозило?

— В случае победы уранитов?

— Или Гондваны… Это две ветви. Из четырех имеющихся… Имевшихся… А человечество — очень неравновесная система. Разнообразие в нем долго не держится. Так что война, по–моему, кончилась еще не худшим образом.

— Не худшим? — Андрей содрогнулся.

Арианит сочувственно смотрел на него.