круг читателей; для начала достаточно пяти тысяч. Всего через год в Германии было распродано пятьдесят тысяч экземпляров – в той самой Германии, которая сегодня не смеет прочесть ни одной моей строки…»

Как и во все предыдущие годы, Стефан принялся рассылать книгу коллегам и друзьям в разные уголки мира, в том числе и в Ленинград Вольфсону. И вот уже в Зальцбург полетели ответные благодарности. Одной из желанных первых весточек станет письмо от Клауса Манна: «Уважаемый господин Стефан Цвейг. Вернувшись из путешествия прошлой ночью, я обнаружил присланную Вами книгу о Жозефе Фуше. Благодарю Вас за это. Я знаю, чтение будет для меня поучительно и захватывающе, так как некоторые главы я уже читал в газете “Neue Freie Presse”. У меня было достаточно длительное путешествие поездом, и именно чтение глав из Вашей книги о Фуше – стало лучшим отвлечением от стука вагонных колес». Пройдет два месяца после появления книги, и 28 декабря 1929 года Цвейг напишет Роллану. «“Фуше” имеет ошеломляющий успех, 35 тысяч за два месяца; мне едва ли не стыдно, что все мои вещи оказываются удачны: как Поликрат, я боюсь мести богов».

Театральная премьера пьесы «Агнец бедняка» состоялась 15 марта 1930 года в Ганновере и была продолжена гастролями в Бреслау, Бремене, Любеке, Праге, Франкфурте. Напечатанную пьесу Стефан посвятил своему брату на пятидесятилетие, 13 октября 1929 года, отправив вместе с поздравлениями и письмо: «Дорогой Альфред, мне не нужно долго объясняться, мы всегда относились друг к другу с полным доверием, никогда друг другу не лгали, ничего не скрывали, и я не вижу причин, почему наши отношения, крепленные полувековыми испытаниями, должны когда-либо поколебаться. Вполне вероятно, что в будущем нас ждут трудности, тогда-то наша прочная братская связь станет особенно необходимой. <…> Недавно читал несколько устрашающих статей в немецкой прессе. Я чувствую, что еще достаточно молод, чтобы бросить весь домашний уклад, если это понадобится, и начать все сначала: как сыновья нашего отца, мы унаследовали определенную скромность в личных нуждах. <…> Ни у тебя, ни у меня нет детей, и на это я смотрю, как на счастливую удачу. Единственное, что беспокоит меня, это дети Фридерики, с которыми у меня нет ничего общего! С другой стороны, в некотором смысле это освобождает от ответственности, потому что означает обязанность – с достоинством прожить до конца, и мы обязательно это сделаем, пока между нами существует нерушимая связь. Прими мои самые теплые пожелания».

В том же 1929 году в Зальцбурге состоялась встреча Стефана и Йозефа Рота. Возрастная разница (Рот был младше на 13 лет) не помешает коллегам сначала стать приятелями и уже вскоре близкими друзьями. Лишь в далеком 1913 году эта разница обернулась препятствием. Оказывается, весной того последнего предвоенного года восемнадцатилетний Рот, студент Венского университета и поклонник творчества Цвейга, подойдя к дому на Кохгассе, не решился позвонить в дверь своего кумира, в чем спустя много лет открыто признался, рассказав эту забавную историю другу в Остенде летом 1936 года. «С тех пор, как мы встретились, я стал верить в себя гораздо сильнее. После встречи у меня возникло ощущение, что мы должны увидеть друг друга как можно скорее», – писал Йозеф Стефану из Парижа летом 1929 года.

К моменту первого визита на Капуцинерберг Рот состоялся как романист и профессиональный журналист. В августе 1926 года в качестве собственного корреспондента «Frankfurter Zeitung» он побывал в Советской России (гостил в Москве и Ленинграде, проехал на пароходе по Волге до Астрахани, посетил Баку). Его впечатления от поездки легли в основу доклада «Буржуазный путь русской революции» и отразились в двух новых романах – «Бегство без конца» и «Немой пророк». «Сначала газеты милостиво печатали его, потом начали осаждать как одного из самых блестящих и проницательных наблюдателей жизни. “Франкфуртер цайтунг” – и это было новой удачей – дала ему возможность поездить по свету, побывать в России, Италии, Венгрии, Париже. Тогда-то мы и приметили впервые новое имя – Йозеф Рот – и сразу почувствовали за виртуозной техникой изложения по-человечески отзывчивый ум, в который проникает не только внешнее, но и скрытое и сокровеннейшее души человеческой», – говорил Цвейг в мае 1939 года в прощальной речи на смерть друга. Их дружба продлилась ровно десять лет, и за эти годы для Цвейга и многих других Рот стал незабываемым человеком, писателем, «которого уже никогда и никаким декретом не вычеркнешь из анналов немецкой литературы».

* * *

В день пятидесятилетия брата, 13 октября 1929 года, со сцены Бургтеатра в Вене Стефан произнес поминальную речь о смерти Гуго фон Гофмансталя и через несколько дней уехал с Фридерикой и ее дочерями в Париж. После недолгого пребывания во Франции и отправки девушек обратно в Зальцбург они уже вдвоем, наслаждаясь свободой, совершат трехнедельную поездку по Италии (Флоренция, Венеция, Рим, Неаполь), венцом которой в январе 1930 года станет визит в Сорренто к Максиму Горькому. Из письма Горького Цвейгам на адрес Паркер-отеля в Неаполе: «Буду счастлив видеть Вас и мадам Цвейг в среду в двенадцать дня. Горький, 12 января 1930 года».

Но прежде чем отдохнуть в Неаполе и погостить у Бенедетто Кроче, прежде чем на вилле «Иль Сорито» три дня и три ночи проговорить с «очень русским, иначе не скажешь», прежде чем вообще поехать в Италию, в декабре 1929 года с привычной для него откровенностью и обнаженностью перед Фрейдом («человек, которому побоишься солгать») Стефан сообщил учителю о текущих планах:

«Я сейчас как раз прочел, быть может, 40 или 50 старых брошюр против Месмера, в основном тех авторов, которые поначалу служили его учению, а позже своей критикой лишь подогрели интерес к нему; кто теперь их вспомнит, нам же известен только один человек – Месмер. В этой работе о Месмере вы неоднократно обнаружите параллели с вашей собственной судьбой, мне представляется прямо-таки фаталистическим, что в том же самом городе по прошествии почти ста лет заново было обосновано психическое лечебное воздействие и что академии и профессора 1785 года до неправдоподобия похожи на таковых 1885 года. <…> После большого сочинения о Месмере следует миниатюра о миссис Эдди, наполовину серьезная, наполовину веселая, и вторая основная часть книги – вот уже в течение нескольких лет планировавшаяся работа о вас и вашем творчестве: то есть Месмер – предчувствие, а вы – знание психического лечебного метода, “лечения духом”, как будет гласить название книги. Я уже просил вашу уважаемую дочь позволить мне поработать потом в Вене 8 или 14 дней в психоаналитическом архиве и, быть может, предоставить мне также кое-какие приватные материалы. Мне нужны (ввиду аналогии с Месмером) именно те свидетельства сопротивления, издевок, отклонений, высмеиваний в памфлетах и на сцене, документы о поведении университетов, и я надеюсь на посильную помощь ваших друзей. Ход работы мне сегодня уже совершенно ясен, и я, пожалуй, не проявлю заносчивости,