нашей Вселенной, либо полностью определяется тем, что уже произошло в прошлом, либо частично зависит от чистой случайности. Все, в том числе происходящее в нашем разуме, определяется этим – и только этим.

В данной схеме нет места никакому третьему варианту. На каких бы действиях мы ни остановили свой выбор, они не в состоянии внести хотя бы малейшее изменение в то, что могло бы случиться иначе, – потому что суровые законы природы уже сформировали те ментальные состояния, что вынудили нас принять то или иное решение. А если выбор был отчасти случайным, мы все равно ничего не решаем самостоятельно.

Каждое наше действие основывается на множестве процессов внутри нашего разума. Порой мы осознаем некоторые из них, но большинство протекает намного глубже уровней осознанного восприятия. При этом никому не доставляет удовольствие признавать, что наши действия определяются процессами, протекающими незаметно от нас; мы предпочитаем приписывать выбор осознанному намерению, воле или самоконтролю. Нам нравится давать звучные имена тому, чего мы не понимаем; вместо того чтобы задаться вопросом, как «работает» человек, мы просто пускаемся в рассуждения о свободе воли. Возможно, честнее было бы сказать: «Мое решение вызвано внутренней силой, природы которой я не понимаю». Однако никто не любит чувствовать себя зависимым от кого-то другого.

Почему нам не нравится мысль, что нас вынуждают к поступкам? Потому что мы в основном состоим из систем, предназначенных для обучения достижению целей. Но для достижения каких-либо долгосрочных целей эффективные разностные машины должны еще научиться противостоять влиянию любых других процессов, что пытаются внести изменения в поставленные цели. В детстве каждый учится распознавать и не одобрять различные формы агрессии и принуждения, а также сопротивляться им. Потому, естественно, мы приходим в ужас, узнавая об агентах, которые скрываются в наших умах и влияют на наши решения.

В любом случае оба варианта неприемлемы для уважающих себя умов. Никто не желает подчиняться законам, которые как бы «спускаются» нам по прихоти тиранов и не подлежат, как ни крути, никакой апелляции. Не менее мучительно ощущать себя игрушками бездумного произвола, прихоти или вероятности, ибо, пусть они оставляют нашу участь свободной, мы все равно не играем ни малейшей роли в выборе того, что должно произойти. Потому, хотя сопротивляться бесполезно, мы продолжаем воспринимать причину и слепой случай как вторжение в нашу свободу выбора. Остается одно: добавить третий вариант в нашу модель человеческого разума. Мы воображаем этот третий вариант, который легче стерпеть; воображаем то, что именуем «свободой воли», лежащей за пределами перечисленных ограничений.

30.7. Миф о третьем варианте

Чтобы уберечь нашу веру в свободу воли от «жадных лап» причины и случая, мы придумываем себе третий (пустой с точки зрения смысла) вариант. Мы воображаем, что где-то в сознании каждого человека таится дух, воля или душа, настолько хорошо скрытая, что она способна ускользнуть от любого закона и от всякого произвола.

На схеме блок свободы воли показан таким маленьким потому, что мы всегда из него что-то извлекаем – и почти никогда ничего не добавляем! Это объясняется тем, что, находя хотя бы подобие порядка в мире, мы приписываем его причине, – а всякий раз, когда обнаруживаем, что происходящее как будто не подчиняется никаким законам, говорим о случайности. Следовательно, то, что находится под контролем свободы воли, способно лишь вмещать то, чего мы пока не понимаем. В древние времена это пространство было поистине огромным, каждая планета имела своего бога, а в каждой буре или появлении животного видели желание некоего духа. Но далее, на протяжении многих столетий, люди наблюдали, как это пространство сжимается.

Рис. 147

Значит ли это, что мы должны принять современный научный взгляд и отбросить древний миф о добровольном выборе? Нет. Мы не можем этого сделать: слишком многие наши мысли и дела опираются на данные древние убеждения. Посудите сами: наша социальная жизнь зависит от понятия ответственности; какой выхолощенной окажется эта идея без нашей убежденности в том, что поступки человека всегда добровольны! Без этой убежденности ни похвала, ни укор не смогут навязывать нам действия, вызванные причиной, – и больше не получится приписывать успех или возлагать вину за что-либо на случай. Как можно заставить наших детей учиться, если ни они, ни мы сами не будем различать порок и добродетель? Еще мы используем идею свободы воли, чтобы оправдать наши суждения о добре и зле. Человек может поддаться эгоистичному побуждению, но осадить себя, поскольку это побуждение кажется неправильным; так должно происходить, когда какой-то личный идеал отменяет иную цель. Мы ощущаем себя добродетельными, когда думаем, что самостоятельно справились с очередным искушением. Но стоит заподозрить, что этот выбор был сделан не свободно, а в результате вмешательства какого-то внутреннего агента, как мы вполне могли бы возмутиться подобным вмешательством. Тогда мы могли бы ощутить стремление уничтожить схемы ценностей, лежащие в основе наших личностей, или поддаться депрессии, вообразив всю бессмысленность сопротивления предопределенному, суровость которого лишь отчасти смягчает случай. От подобных мыслей следует избавляться.

Не имеет значения то, что физический мир не находит места для свободы воли: эта концепция необходима для наших моделей ментального. Слишком многое в нашей психологии опирается на эту идею, и потому мы вряд ли от нее откажемся. Фактически мы вынуждены придерживаться этой идеи, хотя сознаем, что она ложна. (Впрочем, исследования выявляют изъяны во всех наших убеждениях, и тогда концепция свободы воли видится этакой единственной опорой, единственным средством обретения душевного покоя.)

30.8. Интеллект и изобретательность

Каким образом нечто столь сложное, как человеческий разум, ухитряется исправно трудиться на протяжении столетий? Мы все восхищаемся великолепными духовными подвигами – романами, пьесами и симфониями. Но мы редко признаем, сколь замечательно то, что человек способен прожить жизнь, не совершив ни одной по-настоящему серьезной ошибки, например не воткнуть вилку кому-то в глаз или не использовать окно вместо двери. Как мы творим все эти удивительные дела, воображая то, чего никогда не видели, преодолевая препятствия, восстанавливая сломанное, общаясь друг с другом, изобретая новые идеи? Какой волшебный трюк природы наделил нас умом? Секрет в том, что никакого трюка тут нет. Сила интеллекта проистекает из нашего разнообразия, а вовсе не из какого-то принципа совершенства. Человечество как вид придумало множество эффективных, пусть и далеких от идеала способов мышления, а каждый из нас по отдельности придумывает их еще больше, уже для себя. Лишь немногие наши действия и решения зависят