тебя за все, что ты для него сделал. Он теперь неплохо зарабатывает фокусами и говорит, что без твоей поддержки он бы никогда не вышел на сцену.

Под конец нашего свидания я спросил Йохана, не приведет ли он Рихарда ко мне в очередное посещение, и брат уставился в пол, словно не хотел обидеть меня, сказав правду.

– Я звал его пойти со мной. Но, сдается, ему боязно заходить в тюрьму. Может, не прямо сейчас, но когда-нибудь со временем? Когда он немножко повзрослеет?

Я кивнул, чувствуя глубокую печаль. Я тосковал по моему сыну, но, конечно, не хотел расстраивать его, что наверняка случилось бы, если бы он увидел меня в таком ужасном месте. По крайней мере, я знал: пусть я и не могу пока исполнять мои отцовские обязанности, любовью мой сын обделен не будет.

Шотландия

1832 г. от Р. Х.

Через пару лет пребывания в тюрьме Брайдвелл в Глазго я перестал испытывать страх перед моими сотоварищами заключенными, но скука никуда не делась. Даже ежемесячные встречи с Джонни не разгоняли тоску, которой я маялся, будучи запертым в этих четырех стенах, и мне ужасно хотелось, во-первых, обрести свободу, а во-вторых, снова увидеться с Ричи. Хотя мой сын по-прежнему отказывался навещать меня, он регулярно писал мне, и я дорожил его письмами. Его способности к учебе оказались выше среднего уровня, и Ричи перевели в школу в Эдинбурге. Мне было приятно знать, что он получает хорошее образование. Это было видно по его письмам, написанным складно и без ошибок. Он часто писал о науках, в которых я мало что понимал, но для него они представляли особый интерес, порою он исписывал страницы, обстоятельно излагая факты и гипотезы касательно планет и созвездий в ночном небе.

Я вырос на шотландской литературе и с давних пор надеялся, что когда-нибудь сам напишу роман. Особое удовольствие мне доставляли приключенческие истории Вальтера Скотта. Узнав, что я питаю страсть к произведениям этого человека, начальник тюрьмы разрешил мне держать в камере три его романа, так на моей полке появились «Айвенго», «Роб Рой» и «Квентин Дорвард». Даже Кельман, австралиец, заточенный в соседнюю камеру, с упоением слушал, как по ночам я вслух читал какую-нибудь из этих книг, хотя он и утверждал, что настоящий писатель занимается сочинением стихов, но этот талант я не мог назвать мне присущим.

С первых дней моего заключения я работал над романом, это была моя первая попытка за долгие годы – история о бродячем музыканте. Со временем он поселяется в доме богатого купца, который нанял его играть по вечерам, и влюбляется в жену хозяина. В романе, конечно, много кутерьмы, включая три дуэли, трижды возникающие на страницах, а также фехтование в изобилии и дамы, падающие в обморок. Время в моей камере тянулось так долго, что письменная речь походила на бурный поток, не знающий преград. Собравшись с мужеством, я решил написать моему герою в литературе и спросить, не возникнет ли у него желания прочесть мой роман.

Уважаемый сэр Вальтер Скотт,

Прошу прощения за то, что беспокою Вас непрошеным письмом от незнакомца, но, надеюсь, оно застанет Вас в дьявольски добром здравии. Не буду лгать Вам, сэр. В настоящее время я заключен в тюрьму Брайдвелл, в Глазго, где отбываю десятилетний срок, назначенный мне за убийство девушки. Впрочем, она на это напрашивалась, иначе и не скажешь, ибо причинила мне немало бед, о коих я поведаю в другой раз, с Вашего позволения, разумеется, но уверяю Вас, если ее призрак мелькнет рядом с Вами, пока Вы читаете эти строки, мне хотелось бы надеяться, что ей хватит честности сказать: «Ай, он прав, я сама напросилась». Однако вот он я, расплачиваюсь за преступление наполовину не мое, но так порешили судьи, и что толку лить слезы над тем, что не можешь изменить. (Следует добавить, что меня также обвиняют в убийстве мужчины, моего кузена, но, уверяю Вас, в этом происшествии я совершенно невиновен.)

Я пишу Вам сейчас как человек, что прочел почти все Ваши книги, и полагаю, что им место среди величайших историй, когда-либо сочиненных. Всю мою жизнь я лелеял мечту стать писателем, и теперь, отсчитывая дни до моего освобождения, я написал роман, который, надеюсь, Вас, может быть, заинтересует. Это повествование о музыканте с пестрой компанией действующих лиц и с изрядной долей приключений, ссор с применением оружия, недоразумений и кровопролития.

Я также добавил юмористическую линию о пареньке, поднаторевшем в фокусах. Некогда я был знаком с таким мальцом и позаимствовал кое-что из его выступлений. Не знаю, прилично ли это было с моей стороны. Возможно, вы мне это разъясните.

Отправляю мой роман прямо из камеры, это мой единственный экземпляр, поэтому, пожалуйста, сэр Вальтер, проследите, чтобы он не был утрачен. Вам было бы любопытно его прочесть?

В ожидании Вашего ответа, и…

Я расписался с многочисленными «Ваш преданный слуга» и «в вечном долгу перед Вами» и вручил рукопись Джонни, приехавшему навестить меня; в свою очередь, он обещал отправить роман издателю сэра Вальтера в Эдинбург. Я был счастлив, как дитя, и мне не стыдно в этом признаться.

Мой сосед Нил Кельман находился все ближе и ближе к тому дню, на который была назначена его казнь через повешение, и я понимал, что мне наверняка будет не хватать соседа, когда его не станет. Как только я отправил рукопись сэру Вальтеру, Нил через щели в стене принялся рассказывать мне историю своей жизни, и я задумался, а не получится ли из его рассказов еще один роман.

Он вспоминал свое диковинное детство на юге Австралии, где, по словам Нила, его отец сделал себе карьеру на преступлениях. Когда отец умер, всего через несколько дней после освобождения из тюрьмы, Кельман был еще мальчишкой, но именно ему выпало заботиться о матери и сестрах, и поэтому семья эмигрировала в Шотландию, надеясь на лучшее будущее. Однако стоило ему вырасти из коротких штанишек, как аресты посыпались на него один за другим, потому что он всегда был готов схватить то, что ему не принадлежало по праву. За несколько лет он несколько раз побывал в шотландских тюрьмах. А потом, когда ему было немногим за двадцать, связался с отпетыми бандитами. Когда полиция явилась к нему домой, чтобы арестовать его, Нил взбеленился, едва не убил одного из полицейских и сбежал, и его не поймали. Позднее, впрочем,