первоклашек. Сапожкова, хихикая, показывала цветочек подружкам. После семинара к столу подошла Лия Чеграш. На ней была черная кофточка, бусы из серебряных рыб, юбка-шотландка, а ногти покрашены черным лаком. От студентки сиротливо пахло табачным дымом.

– А почему у меня нет такого цветочка? – спросила она с искренней обидой, размахивая своей контрольной.

– Потому что вы плохо подготовились, да к тому же еще и курите.

– А если я брошу, вы мне нарисуете цветочек?

– Не забудьте и про контрольную.

– С вами невозможно ни о чем договориться!

•

С мокрым скрипом вылуплялись новые листья лип и ясеней. Яркое солнце, зябкий воздух, но молодые одевались так, словно давно началось настоящее лето. Начались эти загадочные встречи в метро. Тагерт уверен, что нарочно никто никого не поджидал: просто у любви, особенно призрачной, только готовящейся, подступающей, в запасе охапки совпадений.

И вот платформа на станции «Баррикадная». Тагерт идет туда, где останавливается второй вагон. Он всегда становится у второго вагона: отсюда потом ближе всего будет к переходу. Вдруг он замечает невдалеке знакомую фигуру. Лия Чеграш стоит метрах в сорока, внимательно разглядывая розоватый камень облицовки, и Тагерта не замечает. Что здесь особенного? Он тоже не сразу ее заметил. Приходит поезд, они садятся в разные вагоны. Но теперь всю дорогу латинист – ну и тип! – будет думать про Лию: на какой станции она выходит, какое выражение у нее на лице, видела ли она его.

Проходит несколько дней, они снова стоят на одной платформе: преподаватель у своего второго вагона, а студентка – метрах в тридцати. Теперь они поедут в соседних вагонах. Поезда в этот час набиты пассажирами, и Тагерт, оглядываясь, едва может рассмотреть верхний край двери, ведущей в соседний вагон. Где так близко, практически рядом, едет Лия. Поезд резко поворачивает, пассажиров мотает из стороны в сторону, Тагерт, спотыкаясь, тонко улыбается.

Начинается сессия. На подоконниках, на скамьях, прямо на полу в коридорах сидят, уткнувшись в учебник или конспект, студенты. К выходящим с зачета или экзамена подбегают самые неспокойные: сдал? как принимает? какой билет? какие дополнительные вопросы? Все иначе одеты, в том числе многие преподаватели. Спешка, тревога, отчаяние, торжество, маленькие хитрости, коварство, мольбы. Сессия – значит страсти.

Опять «Баррикадная». Приметив Лию Чеграш в черном платье с красной блестящей сумочкой, Тагерт смотрит куда угодно, только не на нее: на табло с изумрудными цифрами, в зев темного тоннеля, на мальчика с воздушным шаром в виде клеенчатой лошади. Сегодня расстояние между латинистом и ученицей не больше двадцати метров. Лия стоит там, где остановится третий вагон. Утишая грохот, прибывает поезд. Сердце нежно танцует и, кажется, хитрит, не напрасно. Тагерт небрежно шагает в первые двери. В последние двери того же второго вагона входит красивая кудрявая девочка в черном платье с алой сумочкой. Конечно, она не повернется в сторону Тагерта, ни за что. Ее дело – не смотреть, но бросаться в глаза. Именно для этого она каким-то удивительным образом оказалась в одном вагоне с Тагертом, которого так и не заметит.

Всего более веселила его именно невозмутимая серьезность этого прелестного профиля: чтобы оказаться во втором вагоне – его вагоне! – студентка должна была ускорить шаг, а то и пробежать несколько метров. Но все это вовсе не очевидно, недоказуемо и (это ужасно) могло просто померещиться. Да, троечница. Да, юная, почти ребенок. Но и при всем этом такая девушка слишком хороша для него.

Да, вот еще какая странность. Лия выходила на Пушкинской, Тагерт – на Кузнецком, на одну остановку позже. Сразу после ее ухода на глаза латинисту начинали попадаться невообразимые какие-то люди: старая монахиня с сеткой апельсинов, рабочий в рыжем жилете с лестницей и театральным фонарем, сестры-двойняшки в бархатных платьях, милиционер, у которого в каждом глазу оказывалось по два зрачка. Тагерт продолжал улыбаться. Все эти яркие образы казались продолжением и свитой девочки, которая почтила его своим появлением, пусть и обошла вниманием.

•

Лето заходило в середину июня, тесня посветлевшие ночи, и Тагерт неожиданно понял, отчего так участились встречи с Лией. Все просто: Лия Чеграш училась плохо, поэтому сейчас постоянно посещала вечерние консультации, заканчивающиеся примерно в одно и то же время. Когда заканчивалась и консультация самого Тагерта. Он бы расстроился, но картина раз от разу менялась. Отныне он входил не в первую, как обычно, а во вторую дверь вагона. Лия – в третью. Она все так же его не замечала, он тоже старался не смотреть в ее сторону, но они ехали совсем близко друг к другу, пусть всего один-единственный перегон. Как же он хотел, чтобы Чеграш проехала свою остановку!

Со скрипом тащился к концу обоз летней сессии. В этом году Тагерта не просили остаться дежурным преподавателем, его вообще ни о чем больше не просили. Впервые никто из коллег и начальства не обращался с просьбой поставить зачет нерадивому родственнику или протеже. Оставалось всего четыре консультации, и открывались огромные каникулы. Все летние запахи обострились. Музыка стала более едкой и живой, походка – легкой, взгляд – победным и хитрым. Только примешивалась к этой самодовольной легкости веселая тревога, а иной раз пробегал тоскливый сквознячок: скоро придет конец его воображаемым радостям.

Латынь Чеграш тоже не сдала. Впрочем, многие студенты-должники нарочно дожидались, когда преподаватели уходили в отпуск, и шли к дежурному. Дежурные редко проявляют принципиальность, обычно дежурить оставляют как раз таких, которые умеют смотреть вполглаза.

В предпоследнюю пятницу июня Тагерт вошел во вторую дверь и шагнул в глубину вагона. Кстати освободилось и место прямо посередине дивана, между задумчивым бородачом в народовольческих очках и нервной девушкой, державшей на руках вырывающуюся кошку. Сегодня Лии не было на платформе, и Сергей Генрихович почувствовал, как устал за этот год. Он вынул из портфеля книгу, попробовал читать, но глаза соскальзывали со строк. Подняв голову от книги, он увидел, что всего в шаге от него стоит Лия Чеграш, троечница, живчик, с трудом дотягиваясь до поручня – ростом она маловата. Сердце рвалось из груди доцента почище обезумевшей кошки. Видимо, вбежала в вагон в последний момент.

Сегодня Тагерт не дал глазам блуждать по сторонам. Лия тоже смилостивилась, их взгляды встретились. До мгновения, когда девушка выйдет из вагона – на неделю? на две? навсегда? – оставалась минута, к которой Сергей Генрихович не подготовился (ну и кто тут троечник?). Чтобы не проявлять суетливости, он остался сидеть и сказал:

– А вот и вы! – И тут же счастливо засмеялся.

– Что смешного? – мрачно спросила Чеграш, выпустив поручень.

– Скажите, какой герой из «Маппет-шоу» у вас любимый?

Она удивилась:

– А посерьезнее вопроса у вас нет?

– Хорошо. Как ваши пересдачи?

– Мисс Пигги, – быстро ответила Лия, недоверчиво глядя на доцента: он опять издевается?

– Я обожаю пенсионеров в ложе.