Мне всё ещё больно было смотреть на сухо описанные факты, больно думать о том, что этот мужчина сидит там, внизу, в тюрьме – в соседней камере с теми, кто лишил его всего. Но именно для того, чтобы освободить Барнаса от этого ужасного соседства мне и следовало быстрее покончить с его делом.

Одного моего явления к следователям хватило, чтобы и они воспылали страстным желанием это дело скорее завершить.

Всю ночь, утро и день они и вызванные менталисты перепроверяли информацию, проводили следственные эксперименты, отсылали запросы о наёмных убийцах, писали отчёты и заключения, а я, исходя из этого всего, формировала последнюю полноценную версию дела на подпись Элору.

Сам он не появлялся, Дарион о себе знать не давал, и я полностью сосредоточилась на деле, сделав перерыв только для восполнения запаса зелья для изменения запаха. Для этого мне пришлось ненадолго покинуть здание ИСБ.

Столица, наконец, примерила на себя полноценный траур по принцу Арендару: на окнах чернели ленты, по улицам почти никто не ходил. Я посмотрела на всё это немного рассеянно, прежде чем ненадолго зайти в имперский банк за своим запасом.

В остальном казалось, всё возвращалось в свою колею: поправившие здоровье офицеры снова приступали к делам, я, как обычно, занялась бумагами. Неспящие вроде бездействовали. Возможно, они готовили что-то грандиозное, но пока я недостаточно прочувствовала ситуацию, чтобы всерьёз бояться.

Ближе к трём часам дня на стол Элора легла толстая папка с делами об отравлении офицеров, дискредитации Аранских, убийства свидетелей, самым важным из которых для меня было дело семьи Барнаса.

Вернувшись к себе, снова усевшись, я боролась с желанием спуститься и проведать Барнаса, но почтительно склонившийся Авардан прекратил мои моральные мучения, вручив документы на проверку и подпись: офицеры решили перестраховаться и закончить заодно расследование по нелегальным продажам алхимических зелий в лавке письменных принадлежностей. Им нужно было разрешение на арест поставщиков.

Я чуть не поперхнулась, увидев в списке своего алхимика. Как тесен мир! Пусть я никогда не показывала ему своего настоящего лица, и заказанное зелье позиционировалось не как маскировка, а как имитатор сильного драконьего запаха для повышения собственного статуса, но… это было близко и опасно. А предупреждать алхимика об аресте – значит навести на мысль, что один из его клиентов служит в ИСБ.

На приказе об аресте подозреваемых я поставила уверенный росчерк, подождала, когда бледноватый Авардан покинет мой кабинет.

Сомневалась я мгновенье: пусть мой алхимик догадается, что среди его клиентов кто-то из ИСБ, но мне нужен запах именно этого зелья, и не факт, что другой алхимик сможет его повторить.

Я вытащила бумагу с доставляющим заклинанием, но без герба ИСБ, и написала:

«Немедленно уничтожь доказательства своей незаконной деятельности. И не смей отказываться от прежнего способа связи с клиентами, иначе тебя ждут куда большие неприятности, чем проверка ИСБ, которая вот-вот начнётся».

Отправив нарочито корявое послание, я окинула взглядом стол. Документы были сложены аккуратно, поблескивал в сиянии сфер нож для бумаг. На одном из листов золотился герб Аранских с держащими корону медведеоборотнями. Мысли о Дарионе, которые я гнала прочь всю ночь и весь день, меня, наконец, настигли.

Я не понимала, что происходит: леди Заранея слишком благородна, чтобы его оболгать. Но и Дарион по моим ощущениям не испытывал к ней интереса, только неприязнь.

Что же произошло? Почему сама леди Заранея не отрицала эту ложь?

Помедлив, я начертила на листе бумаги с высшей степенью защиты знак вопроса и коснулась магкаллиграфических символов, посылая образ Дариона в плетение заклинания. Лист сложился и, уменьшаясь на лету, скрылся под дверью.

Буквально через мгновение Элор ворвался в мой кабинет, потрясая толстенной папкой.

– Что это такое?! – Элор аж покраснел от гнева и бахнул папку мне на стол.

Её я узнала сразу: та самая, что я оставила у него днём, с делом Барнаса. И о причине негодования Элора, его испепеляющего взгляда я догадывалась, но ждала, когда он выскажется сам.

Элор втягивал воздух, пытался что-то сказать, но сбивался. И смотрел, смотрел на меня с осуждением и негодованием! У него даже чешуйки на скулах проступили.

Облокотившись на стол, я сцепила пальцы и ждала. Мой спокойный вид, кажется, ещё больше возмутил Элора, он заметался из стороны в сторону, подошёл, навис над документами:

– Ты не должен был этого делать!

Он снова отступил, прошёлся из стороны в сторону, взлохматил огненно-рыжие волосы и обернулся ко мне:

– Когда я оставлял тебя заниматься делами, думал, ты будешь делать всё, как обычно, а ты… Кто дал тебе право привлекать столько мозгоедов? Что за вольницу ты им устроил? Как додумался дать им такие широкие полномочия, позволить лезть в голову всем встречным горожанам? Это недопустимо! – ярость его была искренней, как и негодование, и обида на меня. – Ты хоть понимаешь, какие последствия это может иметь?

Молча я смотрела на него снизу вверх. Похоже, скорость расследования его не впечатлила. Менталисты повышали эффективность! Но ему на это плевать. Элора затрясло, зрачки пульсировали, на пальцах отросли когти. Он действительно боялся нас. Его эмоции, даже скрытые щитом, но так явно проявляемые, отозвались во мне нарастающей дрожью, смесью противоречивых чувств.

– Эти твари могли что угодно им в сознание вложить! – По лицу Элора разлилась бледность, он не мог справиться с дрожью. – Могли выведать личные секреты! Ты прекрасно знаешь, что я против этого! Ты не должен был вызывать столько мозгоедов, позволять им творить такое! Эти твари опасны, они залезают в головы, они… а ты позволил им, ты дал добро и оформил разрешения, и столько существ оказалось в их лапах! И никто не может гарантировать, что твари не изменили их…

Подскочив, я рявкнула:

– Мои родные – такие «твари»! Те, кого я любил, были менталистами! И они мертвы!

Мне хотелось столько всего сказать, прокричать ему в лицо, слова рвались из меня и, почти не в силах их сдерживать, я ударила по столу. Столешница хрустнула, стол завалился внутрь по слому. Посыпались на пол документы, перья, покатилась, звякая, чернильница.

Мы с Элором смотрели друг на друга, одинаково шумно дыша. Мне удалось справиться с потоком откровений. Он ошеломлённо молчал, словно только сейчас узнал, что я из семьи потомственных менталистов.

Для него я такая же опасная тварь, только и ждущая, как бы кому-нибудь навредить. Качнув головой, я, небрежно ступая на документы с гербами и печатями, обошла рухнувший стол. Обошла застывшего Элора.

Он по-прежнему молчал.

Выйдя, я хлопнула дверью.

От гнева спирало грудь.

Не одержимы менталисты выяснением грязных тайн! Зачастую нам неприятно ковыряться в чужих мыслях, в чужой грязи и кошмарах! Это может быть гадко, больно, а может не вызвать никаких эмоций, и это не значит, что нас тянет каждого перекроить на свой лад или вложить установки в сознание!