можем лишить деньги власти над собой, и для этого нам необходимо их отдавать.

Для бедной вдовы не было никакого смысла жертвовать последние копейки коррумпированной, обветшавшей религиозной структуре в Иерусалиме, однако в ее поступке Иисус увидел трогательный пример правильного отношения к деньгам. Самый лучший способ распорядиться ими — пожертвовать.

Гордон Косби из «Церкви Спасителя» в Вашингтоне рассказал историю одной вдовы, дохода которой едва хватало на то, чтобы кормить и одевать ее шестерых детей. Еженедельно она неизменно клала на поднос для пожертвований четыре доллара. Один из дьяконов предложил Косби навестить эту вдову и заверить ее, что она может использовать эти деньги на нужды своей семьи.

Косби последовал совету, о чем потом горько пожалел. Вдова с глубокой печалью ответила ему: «Вы сейчас пытаетесь забрать у меня последнее, что дает мне чувство собственного достоинства и смысла в жизни». Она познала секрет даяния, за который держалась любой ценой.

Этот секрет таков: основная польза от даяния заключается в его влиянии на дающего. Конечно, люди в Африке и Индии нуждаются в моей финансовой помощи, как мне настойчиво напоминают при сборе пожертвований. Однако в действительности я нуждаюсь в том, чтобы давать, ничуть не менее отчаянно, чем они — в том, чтобы принимать.

Акт даяния наиболее эффективно напоминает мне о моем месте на земле. Все мы живем здесь по благости и милости Божьей, подобно небесным птицам и полевым цветам, как сказал Иисус. Эти создания не беспокоятся о будущей стабильности и безопасности, и мы тоже не должны беспокоиться об этом. Даяние предоставляет мне возможность продемонстрировать свою веру и уверенность в том, что Бог позаботится обо мне точно так же, как Он заботится о воробьях и лилиях.

Из буклета «Деньги»

8 ноября

Церковные лицемеры

Действительно ли верующему человеку так необходима церковь? Уин­стон Черчилль как-то сказал, что относится к церкви, как контрфорсная арка: он поддерживает ее снаружи. После того, как я искренне уверовал и посвятил себя Богу, я тоже некоторое время старался придерживаться этой стратегии. И в этом я не одинок. Людей, посещающих церковь по воскресеньям, намного меньше, чем тех, кто называют себя последователями Христа. У некоторых из них истории похожи на мою: они когда-то обожглись на церковной жизни или даже были преданы. Другим же церковь просто «ничего не дает». Одно дело — следовать за Иисусом, и совсем другое — следовать за верующими каждое воскресенье в храм. И зачем столько шума? Как сказала об этом поэтесса Энн Секстон:

Они забили гвозди в Его руки,

После чего надели шляпы и ушли…

Размышляя о своем духовном странствии, я вижу, что от церкви меня удерживали несколько барьеров. Первым было лицемерие. У философа-атеиста Фридриха Ницше однажды спросили, почему он так отрицательно настроен против христиан. Тот ответил: «Я поверил бы в их спасение, если бы они были чуть больше похожи на спасенных».

Израненный в детстве абсолютистским фундаментализмом, я относился к церкви с опаской. В воскресное утро христиане одевали парадные наряды и улыбались друг другу, однако по личному опыту я знал, что за этим фасадом могут скрываться всевозможные гнусности. Меня передергивало от всего, что имело привкус лицемерия, пока однажды мне в голову не пришла мысль: «А как бы выглядела церковь, если бы в ней каждый был точно таким же, как я?» После такого урока смирения я начал концентрировать внимание не на чужой, а на своей собственной духовности.

Я решил для себя, что самый лучший судья лицемерию в церкви — это Бог, и мне следует передать этот суд в Его умелые руки. Я внутренне расслабился, смягчился и начал чаще прощать других. В конце концов, у кого есть совершенная супруга, совершенные родители или дети? Мы же не отказываемся от института семьи из-за его несовершенства, так почему же мы отказываемся от церкви?

Из книги «Много шума из-за церкви»

9 ноября

Остывание

Что изменило мое отношение к церкви? Скептик сказал бы, что где-то по пути я занизил свои ожидания, или, возможно, «привык» к церкви точно так же, как после многочисленных неудачных попыток привык к опере. Тем не менее, мне кажется, что сработало нечто другое. Церковь заполнила во мне потребность, которая не могла быть восполнена никаким другим способом. Святой Иоанн Креста сказал: «Благочестивая одинокая душа… подобна одиноко горящему угольку. Она не разгорается, а остывает». Думаю, он был прав.

Христианство не является чисто интеллектуальной, внутренней верой. Его можно практиковать только в сообществе. Возможно, именно по этой причине я никогда полностью не отказывался от церкви. Где-то глубоко внутри я чувствовал, что в церкви есть что-то, в чем я отчаянно нуждаюсь. Каждый раз, когда я на какое-то время отстранялся от церкви, было очевидно, что от этого страдаю только я сам. Моя вера увядала, и я вновь начинал обрастать черствой коркой нелюбви. Я не разгорался, а остывал, и потому мой путь, уходя от церкви, всегда по кругу вновь возвращался к ней.

Сегодня, невзирая на былое непостоянство, я не мыслю себе жизни без церкви. Каким образом из скептика я превратился в сторонника церкви, и из стороннего наблюдателя — в участника? Могу ли я определить, что именно исправило мое отношение к церкви?

Ответ заключается в том, что за многие годы я понял, что нужно искать в церкви. В детстве у меня было не больше свободы в выборе церкви, чем в выборе школы. Позже мне представилась возможность попробовать самые разные церкви, и я посещал то одну, то другую. В процессе этого я понял, что секрет нахождения «правильной» церкви заключен внутри меня самого. Вся суть — в моем восприятии. Как только я научился правильно смотреть на вещи, вопросы вроде того, к какой деноминации принадлежит церковь, уже не имели для меня особого значения.

Благодаря этому новому восприятию, я перестал просто терпеть церковь и научился любить ее. Имея правильный взгляд на церковь, участвуя в ее жизни, мы можем помочь ей стать местом, которым Бог определил ей быть.

Из книги «Много шума из-за церкви»

10 ноября

Кто зритель?

Я зачастую относился к церкви, как разборчивый потребитель. Служение поклонения было для меня сродни концерту. Дайте мне что-нибудь, что мне понравится. Развлекайте меня.

Говоря о таких, как я, Сёрен Кьеркегор сказал, что мы склонны смотреть на церковь, как на какой-то театр: мы сидим в зале, внимательно наблюдая за актером на сцене,