Еву ввел не кто-либо, а орангутанг (47). Но доктор Катрайт, воевавший за конфедератов, утверждал, что Кларк ошибался – змеем был «негр, стороживший сад Евы», которого она, чисто из любопытства, и спросила о плоде запретного дерева. В своем труде «Кто такой Нахаш?» некий священник из штата Джорджия утверждал, что проклятие нахаша (48) – под этим названием в древнееврейском тексте Библии упоминаются змеи – было божественным оправданием порабощения чернокожих и их политического усмирения после Гражданской войны.

«Это что, говорит гадюка? (49) Или удав выражается человеческим языком?» – спрашивал А. Хойл Лестер в своей книге «Доадамов человек, или кто обольстил Еву?», вышедшей в 1875 году. «Какая нелепая мысль! Грехопадение человека, описанное в Книге Бытия, больше не метафора». Ева, «наисветлейшая королева, когда-либо удостаивавшая своим присутствием земные дворцы, дебютировала на жизненной арене под романтической сенью Эдема». Но скука монотонной жизни в раю вскоре утомила эту «эдемскую птичку». «Присутствие Адама явно стало ей досаждать»; Ева устала от его голоса и страстно желала хоть чего-то нового. И в этот момент явился искуситель в облике человека о двух ногах – по мнению Лестера, принадлежавшего к монголоидному типу – «и со своего ложа, выстеленного мхом, Ева встала хоть и мудрее, но уже павшим созданием». Адам лишил ее добродетели, и она зачала от него Каина. В переводе с древнееврейского слово адам означает «красный», писал Лестер, утверждая, что первого человека нарекли этим именем как отца белой расы, потому что краснеть могут только белые. «Краснея, представители темных рас, с коими мы никоим образом не претендуем на кровное родство, уподобляются дикому цветку в родной для него дикой природе – их краска незаметна, а свою добродетель они жертвуют лишь воздуху бесплодной пустыни», – теоретизировал Лестер. «Под раскинувшейся во всю ширь сенью небесного рая бессмертной душой обладал только Адам, щеки которого делались пунцовыми, свидетельствуя о мучительном чувстве стыда от осознания вины!» О том, краснела ли вместе с ним Ева, эта «первая девица европеоидной расы», автор умолчал.

В своем монументальном фолианте «Искусительница Евы», вышедшем в 1902 году, Чарльз Кэррол относил рептилию к женскому полу (50). Он уже и до этого пользовался дурной славой, которую ему принес преисполненный злобы труд «Негр – животное», пользовавшийся немалой популярностью в штатах Хлопкового пояса. Кэррол утверждал, что Нахаш была чернокожей служанкой Евы, «заронившей в ее женскую головку недоверие к Богу; посеявшей в ее сердце семена недовольства существующим положением дел; вселив в душу нечестивое тщеславие вместе с мужем быть как боги». В «Искусительнице Евы», издававшейся в Алабаме вплоть до конца 1970-х годов, первородный грех первой женщины заключался в том, что она относилась к чернокожей служанке не как к вьючному животному, а как к доверенному лицу, «опустившись до общественного равенства с ней». Их богопротивная дружба «обнаруживает пугающий факт о том, что причиной грехопадения в мире стало общественное равенство между человеком и негром», – провозглашал Кэррол. Таким образом, вкусив запретный плод, Ева совершила уже второе преступление. За прообраз своей чернокожей искусительницы Кэррол вполне мог взять Иду Б. Уэллс, защитницу гражданских прав и свобод, выступавшую против линчевания и наказаний за межрасовую любовь. Уэллс утверждала, что союзы между белыми женщинами и чернокожими мужчинами, как правило, заключались на добровольной основе, и тем самым стремилась оказать своим сестрам поддержку, в которой им отказывал миф о чернокожем насильнике. Проецируя ее на Эдемский сад, Кэррол напрочь исключал все, что случилось с тех пор: завоевание Северной и Южной Америки, порабощение других народов, ужасы трансатлантической работорговли и так называемую свободу.

* * *

Придерживаясь курса вдоль извилин мозга, забирая на север, подальше от возвышенности и надежды, а потом двигаясь по диагонали, дабы избежать подражания, человек неизменно выходит к точке поклонения – тому самому месту у макушки головы, из которого исходят любые религиозные импульсы. Подобные предположения выдвигала в XIX веке такая наука, как френология, составлявшая карту регионов человеческого разума с тщательностью и энтузиазмом картографа, который наносит контуры затонувших континентов, ныне покоящихся на дне моря. По утверждениям ее адептов, форма и размер этой зоны поклонения значительно отличаются в зависимости от расы. Джон Уилсон, автор книжицы «Френология: связь с разумом и богооткровениями», которую сегодня отнесли бы к карманному формату, утверждал, что у чернокожей расы «верхняя, центральная часть головы, где располагается орган поклонения (51), обычно довольно высокая», но в области, ответственной за понимание возвышенных, духовных концепций, явно наблюдается изъян. «Следовательно, большая часть ума достается не незримому Творцу, а мыслящему созданию», – писал Уилсон, по мнению которого подобный мозг может случайно поклоняться любым старым богам. Выступая в 1865 году с лекцией, геолог Питер Лесли описал, как чернокожая раса «по всей видимости, никогда не обладала способностью возвысить свою духовную жизнь, вытащив ее из болот и трясин фетишизма (52) на твердую землю монотеизма». По твердому убеждению Лесли, только белая раса обладала «силой воображения, чтобы сотворить символы для представления абстрактных мыслей». Тем временем Чарльз Кэррол стал взвешивать мозги (53) в самом прямом смысле этого слова: в среднем мозг «представителя чернокожей расы» тянул на 1 килограмм 178 граммов, в то время как вес мозга лорда Байрона составлял 1 килограмм 807 граммов.

Если христианские богословы в свое время предположили, что множественные типы духовных устремлений являются результатом постепенного искажения единой древней веры, восходящей своими корнями к временам Адама, то мыслители XIX века стали объяснять религиозные явления проявлением более глубинной материи (54) – реальности расы. Они полагали, что расы отличаются между собой не только вариациями цвета кожи, но и глубинными различиями в психике, которые, по мнению историка Колина Кидда, «находят свое выражение в разнообразии религий по всему миру». Даже христианские еретики и те обнаруживали существенные расовые различия: по наблюдению ряда ученых, протестанты демонстрировали склонность к долихоцефалии, или длинноголовости, в то время как католики – к брахицефалии, или короткоголовости. Оксфордский филолог Макс Мюллер считал, что «подлинную теогонию арийских рас» (55) следует искать в ведических гимнах, используя язык в качестве фонаря, позволяющего высветить в этих священных текстах расовые корни. В своей работе «Религиоведение» влиятельный специалист по санскриту Эмиль Бурнуф заявлял, что благодаря костям черепа, никогда не теряющим свою эластичность (56), мозг арийца, в отличие от мозга представителей других рас, постоянно растет и претерпевает изменения «вплоть до последнего вздоха». По его убеждению, это позволяло белым мастерски владеть искусством «трансцендентных умозрительных построений». Благодаря врожденным биологическим различиям белые могли вознестись выше и, таким образом, стать ближе к Богу. Если религия, начало которой положило прибытие в XVI веке в Новый Свет первых миссионеров,