Послушник Николай стал как бы вторым летописцем скитской жизни. Не только общение со старцем Варсонофием, но и разные важные события в скиту находили отражение в его дневнике. Так, 31 июля 1908 года он писал: «29 июля Оптину посещал преосвященный Никон, епископ Вологодский. Зашел и к нам в скит в 3 часа. Был в обоих храмах, у отца Иосифа и у батюшки, и около половины 5-го ушел в монастырь в сопровождении отца архимандрита Ксенофонта и урядника. В храме святого Предтечи владыка говорил нам, всем скитянам, речь. Мне понравилось, как он говорил. Говорил он о необходимости и пользе для нас скорбей: “Если бы у нас не было скорбей, то есть различных обид и неудовольствий, если бы нас никто не трогал, если бы не было никаких искушений, то как бы могли мы познать себя, свои страсти, свои грехи? <…> Вот посмотрите на вещественный крест: он составляется из двух линий — одна идет снизу вверх, а другая пересекает ее. Так же образуется и наш жизненный крест: воля Божия тянет нас снизу вверх от земли на небо, а наша воля становится воле Божией поперек, противится ей»439.

Отец Николай пишет, что слышал о владыке Никоне и в Москве, где в некоторых кругах его называли «черносотенцем» (что в их устах равно было слову «мракобес»). Владыка Никон, выйдя на покой, поселился в Троице-Сергиевой Лавре и начал там большое дело духовного книгоиздания. Вскоре начали появляться в продаже изданные в Лавре книги, брошюры, листки; стал выходить журнал «Троицкое слово», затем второй (посвященный церковноприходским школам) — «Божия нива»… Многие книги С.А. Нилуса были изданы там же, в Лавре, в том числе и «оптинская» — «На берегу Божьей реки», печатавшаяся также главами в «Троицком слове». Владыка Никон из номера в номер помещал свои церковные (злободневные, с обсуждением современных политических дел) дневники, каждый год выходившие отдельными книгами, начиная с 1901 года. Владыка ярко, умно и неоспоримо выступал против разрушителей, а те делали все, чтобы его журнал не попадал в руки «читающей публики». Подписка — пожалуйста, а купить — ни в одном киоске от Петербурга до Владивостока!

Владыка писал: «На наших глазах ведется подкоп под все основные устои нашей Руси православной; мы не можем не видеть, как постепенно, но и настойчиво, постоянно, камушек за камушком, песчинку за песчинкой извлекают из-под основания Руси, как подменивают, перевоспитывают миросозерцание нашего народа, как отравляют ум и сердце его разлагающими учениями социализма, атеизма… Как бы мне хотелось громко крикнуть на всю Русь православную: — Кто жив человек? — Отзовись!»440.

Старец Варсонофий, читая дневники владыки Никона, сказал: «Как это хорошо, умно!».

Глава 28. Духоносное слово старца Варсонофия

Старец Варсонофий нередко проводил беседы со своими духовными чадами, собирая их у себя в молельной комнате. Казалось, что он говорит без всякого плана, но это было смешение тем, случаев, поучений не случайное, — оно преследовало одну цель: духовное просвещение неопытных еще, но верующих душ. Слова старца записывали и отец Николай, и другие чада его. Вот несколько отрывков из бесед и отдельных высказываний старца Варсонофия того времени.

«У батюшки Амвросия спросили: Что такое монашество? “Блаженство”, — отвечал он. И действительно, это такое блаженство, более которого невозможно представить. Но монашество не так легко, как некоторые думают, но и не так трудно и безотрадно, как говорят другие»441.

«Все несут свой крест, и вы несете свой… Несение креста необходимо потребно для спасения всякому христианину, а не только монаху. Да, все несут крест и несли, и вочеловечивыйся Бог нес Крест, и Его Крест был самый тяжелый, как заключавший в себе кресты всех людей. И заметьте: Бог несет Крест, а человек помогает (Симон Киринейский) тем, что берет от Него Крест и сам несет его. Значит, и мы, неся свои кресты, помогаем Господу в несении Креста, то есть готовимся быть Его слугами на небесах в лике бесплотных духов… Какое высокое назначение!»442.

«Ум есть сила самодвижная, но от нас зависит, что дать ему. Подобно тому, как жернов вертится и от человека зависит, что под него подсыпать: пшеницы, ржи, или какой-либо ядовитой травы, или семян. И мука выйдет или хорошая, или ядовитая, сообразно тому, что положено. Так вот и ум, он все переработает, но нужно давать ему только хорошее»443.

«Был человек богат, стал вдруг нищим. Это тяжело, но поправимо. Был здоров, стал больным — и это поправимо, ибо с нищим и с больным есть Христос. А потерять веру — великое несчастье. Оно тем ужасно, что нет у человека никакой опоры»444.

Николай Беляев записывал в своем дневнике краткие ответы батюшки на его вопросы. Так, он покаялся, что проспал лишний час. «Это вас борет бес уныния, — отвечал старец. — Он всех борет. Борол он и преподобного Серафима Саровского, и преподобного Ефрема Сирина, который составил всем известную молитву: “Господи и Владыко живота моего…”. Смотрите, что он поставил на первом месте: “Дух праздности” и, как следствие праздности “уныния… не даждь ми”, говорит он. Это — лютый бес. На вас он нападает сном, а на других уже наяву — унынием, тоской. На кого как может, так и нападает»445.

«Батюшка, как же, собственно, надо укорять себя?» — спрашивает старца Николай. «Как укорять? Очень просто: совесть сразу заговорит, сразу будет обличать, а вам остается только согласиться: что плохо сделали, смиренно обратиться к Богу с молитвой о прощении. <…> Хоть минуту, хоть полминуты, а надо обязательно укорить себя так. Наше дело — укорить себя хотя бы и на короткое время, а остальное предоставим Богу. Хорошо, если мы себя и недолго укоряем. <…> А были святые отцы, у которых вся жизнь была сплошное самоукорение, прямая черта без всяких перерывов. <…> Когда мы себя укоряем, мы исполняемся силы, становимся сильнее духовно»446.

«Вчера батюшка говорил мне следующее: “В Апокалипсисе сказано: Блажен читающий словеса книги сея… [ср.: Откр.1:3]. Раз это написано, значит, это действительно так, ибо слова Писания — слова Духа Святого. Но в чем заключается это блаженство? Тем более, что мы ничего не понимаем из него, — могут возразить на это. Может быть, утешение внутреннее от чтения Божественных слов; можно думать и так: то, что теперь для нас непонятно, будет понятно тогда,