Положение было очень опасным для обеих сторон, но численное превосходство австрийцев давало им огромное преимущество. Если мы или они открыли бы внезапный огонь, наша маленькая колонна была бы уничтожена, впрочем, как и неприятельская рота, которую мы держали на мушке. Но часть их батальона освободила для нас проход. Мы были очень счастливы, что наши противники не могли знать о нашей малой численности, и я поспешил сообщить командиру этого батальона, что город взят приступом и занят нашими войсками и ему ничего не остается, как только сложить оружие или быть уничтоженным!

Мой уверенный тон подействовал на него, тем более что он слышал шум, который производили солдаты французского полка, постепенно проникая через брешь и присоединяясь к нам. Командир неприятельского батальона обратился к своим солдатам, объяснил им положение, в котором они оказались, и приказал сложить оружие. Находящиеся под прицелом наших ружей роты выполнили приказ, но задние, стоящие у самых ворот, до которых не смогли бы достать наши пули, запротестовали, отказались сдаваться, стали напирать на передних солдат, которые чуть было нас не смяли. Офицерам удалось успокоить свои войска, и все уже казалось улаженным, когда темпераментный Лабедуайер, раздраженный их медлительностью, пришел в бешенство и чуть было все не провалил. Он схватил австрийского командира за горло и собирался уже заколоть его шпагой, если бы мы не отвели его удар. Неприятельские солдаты схватились за оружие, и кровавая бойня была бы неминуема, если бы в этот момент с внешней стороны городских ворот не раздались сильные удары топоров. Это были саперы дивизии Морана, которую вел на штурм сам маршал Ланн. Австрийцы поняли, что попали между двух огней, и сдались. Мы разоружили их, вывели из-под арки и отвели к городу, чтобы освободить проход к воротам, которые мы открыли навстречу маршалу, и его войска потоком хлынули в крепость.

Маршал похвалил нас и отдал приказ идти к мосту через Дунай, чтобы ни один неприятельский полк не ушел из Ратисбонна, а эрцгерцог Карл не смог прислать подкреплений. Но как только мы вышли на одну большую улицу, мы оказались под угрозой новой опасности: от наших снарядов загорелись многие дома, и огонь готов был перекинуться на три десятка повозок, которые неприятель здесь бросил, уведя с собой лошадей. Горящие повозки могли помешать проходу наших войск. Еще можно было бы пройти, пробираясь вдоль стен, но один из австрийских командиров, которого я подвел к маршалу, вдруг выкрикнул с полным отчаянием: «Победители или побежденные, мы все пропали, эти повозки полны пороха!» Маршал побледнел, как и все мы, но смертельная опасность не лишила его присутствия духа, он приказал солдатам приставить ружья к стене, образовать проход и толкать повозки, передавая их из рук в руки, до тех пор, пока они не будут вне города. Маршал подал пример, и все генералы, офицеры и солдаты принялись за дело. Австрийцы действовали вместе с французами, так как речь шла о спасении и их жизни. Горячие угли от пожарищ уже падали на эти фуры. Если бы хоть одна из них загорелась, мы бы погибли все, и город был бы полностью разрушен! Но все действовали так слаженно, что через несколько минут все пороховые фуры были уже за пределами города, а там уже мы заставили пленных дотащить их до нашего артиллерийского парка.

Француженка ведет нас к мосту через Дунай. — Выдуманные истории об осаде Ратисбонна. — Массена при Эберсберге. — Колебания Наполеона. — Прибытие в Мёльк

Когда ящики с порохом были уже далеко и опасность миновала, маршал провел пехотные дивизии в центр города. Прибыв туда, он на манер испанцев занял все пересечения главных улиц, чтобы защититься от возможного нападения на уже взятые кварталы. Приняв эти меры предосторожности, маршал приказал продолжить продвижение колонн к мосту, поставив меня во главе одной из них. Я принял это командование, хотя задание было очень трудным, так как я впервые находился в Ратисбонне и не знал в нем ни одной улицы.

Этот город принадлежал нашему союзнику баварскому королю, и поддерживающие нас жители могли бы показать нам дорогу к мосту. Но страх удерживал их в домах. На улицах не было видно ни одного человека. Все двери и окна были закрыты, а мы слишком торопились, чтобы тратить время на то, чтобы их взламывать. К тому же, продолжая отступать, австрийцы на каждом перекрестке открывали по нам огонь. Но путь к отступлению у них был один — через мост. Сначала я подумал, что к мосту можно пройти, следуя за ними. Но австрийские части были очень разрозненны, большинство отрядов, которые были перед нами, разбегались при нашем приближении в разные стороны. Я потерялся в лабиринте незнакомых улиц и не знал, куда вести колонну, когда одна из дверей вдруг открылась, и бледная молодая женщина с испуганными глазами бросилась к нам с криком: «Я француженка, спасите меня!» Это была модистка из Парижа, живущая в Ратисбонне. Она боялась, что австрийцы плохо с ней обойдутся из-за того, что она француженка, поэтому, едва заслышав французскую речь, она, не раздумывая, бросилась к своим соотечественникам.

Я сразу же понял, как можно использовать эту встречу. «Вы знаете, где находится мост?» — спросил я женщину. «Конечно». — «Проведите нас к нему». — «Боже мой! Под этими выстрелами! Я умираю от страха и пришла попросить дать мне нескольких солдат, чтобы они защитили мой дом, куда я сейчас же вернусь…» — «Мне очень жаль, но вы вернетесь домой только после того, как покажете мне мост. Пусть два гренадера возьмут мадам под руки и поставят впереди колонны…» Так и сделали, несмотря на плач и стенания прекрасной француженки, у которой я спрашивал дорогу на каждом повороте. Чем ближе мы подходили к Дунаю, тем больше стреляли австрийцы. Пули свистели прямо над головой боязливой модистки, но она не знала, что это было, и боялась этого свиста значительно меньше, чем громыхания выстрелов. Но вдруг пуля попала в руку одного из поддерживавших ее гренадеров, кровь брызнула на даму, и ноги у нее подкосились. Пришлось ее нести. После происшествия с ее спутником я переставил ее в более безопасное место, за спины первого взвода. Наконец мы дошли до небольшой площади, расположенной напротив моста. Неприятель занимал другой его конец, а также пригород на левом берегу под названием Штадт-ам-Хоф. Заметив нашу колонну, он начал обстреливать нас ядрами! Я решил, что больше нельзя удерживать нашу парижанку, и вернул ей свободу. Но бедная женщина, полумертвая от страха, не знала, куда спрятаться, и я предложил ей зайти на время в часовню Святой Девы Марии, стоящей на краю площади. Француженка согласилась, гренадеры перенесли ее через невысокую решетку перед входом, и она укрылась за статуей Девы Марии, съежилась за ней так, что ее было почти не видно.

Узнав, что мы уже на берегу Дуная, маршал приблизился к головной колонне. Он увидел сам, что перейти мост невозможно, так как неприятель поджег Штадт-ам-Хоф, пригород на левом берегу, к которому вел мост.

В то время как французы шли на приступ и занимали Ратисбонн, шесть австрийских батальонов, расположенных на укреплениях вдали от места штурма, спокойно стояли и смотрели в поле, не идет ли неприятель. Из этого глупого бездействия они вышли, когда услышали стрельбу со стороны моста. Они бросились туда, но отступление для них уже было отрезано: во-первых, нами, во-вторых, пожаром предместья, через которое им надлежало пройти. Однако все-таки они смогли достичь моста, но там им пришлось сложить оружие.