Овальном кабинете, чтобы узнать, нет ли у них идей, которые мы еще не рассмотрели. Они этого не сделали).

Мое внимание к процессу было вызвано необходимостью. Что я быстро обнаружил в президентстве, так это то, что ни одна проблема, попавшая ко мне на стол, будь то внешняя или внутренняя, не имела чистого, стопроцентного решения. Если бы это было так, то кто-то другой по цепочке командования уже решил бы ее. Вместо этого я постоянно имел дело с вероятностями: 70-процентный шанс, скажем, что решение ничего не делать закончится катастрофой; 55-процентный шанс, что этот подход по сравнению с другим может решить проблему (с 0-процентным шансом, что все получится именно так, как задумано); 30-процентный шанс, что то, что мы выберем, вообще не сработает, с 15-процентным шансом, что это усугубит проблему.

В таких обстоятельствах погоня за идеальным решением приводила к параличу. С другой стороны, следовать своей интуиции слишком часто означало позволять предвзятым мнениям или пути наименьшего политического сопротивления направлять решение, а для его обоснования использовались вишневые факты. Но при наличии разумного процесса — процесса, в котором я мог отбросить свое эго и действительно слушать, следуя фактам и логике, как только мог, и рассматривая их наряду с моими целями и принципами — я понял, что могу принимать трудные решения и при этом спокойно спать по ночам, зная, как минимум, что никто на моем месте, получив ту же информацию, не смог бы принять решение лучше. Хороший процесс также означал, что я мог позволить каждому члену команды почувствовать свою ответственность за решение, что означало более эффективное исполнение и меньшее количество пересмотра решений Белого дома через утечки в New York Times или Washington Post.

Вернувшись после стрижки и ужина в тот вечер, я почувствовал, что все сложилось так, как я надеялся. Ларри и Кристи согласились, что нам имеет смысл подождать и посмотреть, как пройдет стресс-тест, прежде чем принимать более решительные меры. Тим принял несколько полезных предложений о том, как лучше подготовиться к возможному плохому результату. Экс и Гиббс предложили идеи по улучшению нашей коммуникационной стратегии. В целом, я чувствовал себя довольно хорошо по поводу проделанной за день работы.

До тех пор, пока кто-то не поднял вопрос о бонусах AIG.

Казалось, что AIG, которая к настоящему времени получила более 170 миллиардов долларов в рамках программы TARP и все еще нуждается в дополнительных средствах, выплачивает своим сотрудникам 165 миллионов долларов в виде бонусов, предусмотренных контрактом. Хуже того, большая часть бонусов достанется подразделению, непосредственно ответственному за то, что страховой гигант оказался дико перегружен в бизнесе субстандартных деривативов. Генеральный директор AIG Эдвард Лидди (который сам был ни в чем не виноват, поскольку лишь недавно согласился возглавить компанию в качестве общественной службы и платил себе всего доллар в год) признал, что бонусы были неприличными. Но, по словам Тима, Лидди был проинформирован своими адвокатами о том, что любая попытка удержать выплаты, скорее всего, приведет к успешным судебным искам со стороны сотрудников AIG и выплатам ущерба, которые могут в три раза превысить первоначальную сумму. В довершение всего, у нас не было никаких правительственных полномочий, чтобы остановить выплату бонусов — отчасти потому, что администрация Буша лоббировала в Конгрессе включение положений о "возврате средств" в первоначальный законопроект TARP, опасаясь, что это оттолкнет финансовые учреждения от участия в программе.

Я оглядел комнату. "Это шутка, да? Вы, ребята, просто издеваетесь надо мной".

Никто не смеялся. Экс начал утверждать, что мы должны попытаться остановить платежи, даже если наши усилия окажутся безуспешными. Тим и Ларри начали возражать, признавая, что все это ужасно, но говоря, что если правительство заставит нарушить контракты между частными лицами, то мы нанесем непоправимый ущерб нашей рыночной системе. Гиббс вступил в разговор и сказал, что мораль и здравый смысл превыше договорного права. Через несколько минут я прервал всех. Я поручил Тиму продолжать искать способы, с помощью которых мы могли бы удержать AIG от раздачи бонусов (прекрасно понимая, что он, скорее всего, ничего не придумает). Затем я сказал Эксу подготовить заявление с осуждением бонусов, которое я мог бы передать на следующий день (прекрасно понимая, что ничто из сказанного мной не поможет уменьшить ущерб).

Потом я сказала себе, что это все еще выходные и мне нужно выпить мартини. Это был еще один урок, который преподало мне президентство: Иногда не имело значения, насколько хорош был твой процесс. Иногда ты просто облажался, и лучшее, что ты мог сделать, это выпить крепкого напитка и зажечь сигарету.

Новости о бонусах AIG довели до неконтролируемого кипения сдерживаемый в течение нескольких месяцев гнев. Редакционные статьи в газетах были язвительными. Палата представителей быстро приняла законопроект о 90-процентном налогообложении бонусов с Уолл-стрит для людей, зарабатывающих более 250 000 долларов, и только потом увидела, как он заглох в Сенате. В комнате для брифингов Белого дома казалось, что Гиббс не задает вопросов ни по одной другой теме. Code Pink, причудливая антивоенная группа, члены которой (в основном женщины) одеты в розовые футболки, розовые шляпы и иногда розовое боа, усилила протесты у различных правительственных зданий и появлялась на слушаниях, где выступал Тим, водружая плакаты с лозунгами типа GIVE US OUR $$$$$ BACK, явно не впечатленные никакими аргументами о святости контрактов.

На следующей неделе я решил созвать встречу в Белом доме с руководителями ведущих банков и финансовых учреждений, надеясь избежать дальнейших сюрпризов. Пришли 15 человек, все мужчины, все выглядели нарядными и отполированными, и все они со спокойным выражением лица слушали, когда я объяснял, что у общественности кончилось терпение, и что, учитывая боль, которую финансовый кризис причинил всей стране — не говоря уже о чрезвычайных мерах, принятых правительством для поддержки их учреждений, — меньшее, что они могут сделать, это проявить некоторую сдержанность, возможно, даже пойти на жертвы.

Когда настала очередь руководителей отвечать, каждый из них в той или иной мере высказал следующее: (а) проблемы с финансовой системой действительно возникли не по их вине; (б) они пошли на значительные жертвы, включая сокращение штата и уменьшение собственных компенсационных пакетов; и (в) они надеялись, что я перестану раздувать пламя популистского гнева, который, по их словам, вредит ценам на их акции и подрывает моральный дух в отрасли. В качестве доказательства последнего утверждения несколько человек упомянули недавнее интервью, в котором я сказал, что моя администрация укрепляет финансовую систему только для того, чтобы предотвратить депрессию, а не для того,