ждали, распорядитель затянул нараспев, обращаясь к убитому зверю. Если перевести на нормальный язык заковыристые обороты «торжественной речи», то сейчас руководитель охотников гнал своей добыче откровенную дезинформацию: дескать, напоролся бедный тюленистый морж на острый камень на дне морском, пропорол свой бок могучий и теперь лежит, отдыхает, сил набирается, в компании своих друзей-людей, а потом его пир знатный ждёт, на котором будет он самым главным гостем. Дабы лучше запарить мозги потерпевшему, его обидчики устроили пляски с танцами вокруг несчастного. Само собой, в сие действие были вовлечены и почётные гости. Так что и мне с сопровождающими пришлось притопывать и приседать в ритм, выбиваемый по деревянному барабану одним из охотников.

Наконец «дискотека» закончилась. Надеюсь, вид у меня был не самый дурацкий… И началась разделка туши. Всё тот же долговязый парняга, ловко орудуя каменным ножом, принялся снимать шкуру с добытого зверя. При этом он не забывал заговаривать зубы покойнику: дескать, скинь плащ тяжёлый, неудобный, гость дорогой, да проходи на праздник в твою честь.

Мясо «гостя дорогого», если честно, было не очень – по мне, так конури, которых Таниу пускает на суп, куда мягче и вкуснее. А эта тюленятина ощутимо отдавала рыбой. Но ничего, съел и даже добавки попросил, чтобы не огорчать пригласивших меня охотников.

Ненароком интересуюсь, что собираются делать со шкурой.

– Не знаю, – ответил Рохоке, тот самый худой предводитель. – Обменяем на что-нибудь.

– Тогда я готов её взять, – говорю.

– Ты, Сонавалингатаки… – протянул охотник. – Тебе могу подарить.

– Спасибо, это хороший подарок. – В туземном языке нет слова «дорогой», в смысле цены вещи. – Ты не пожалеешь об этом, – обещаю Рохоке.

Разумеется, не пожалеет: если в Талу действительно есть медная руда, шкура вполне тянет на пару-тройку изделий нашей молодой металлургической промышленности.

– Тогда я велю жене с сестрой выделать её как можно лучше, чтобы не пришлось мне и моим друзьям стыдиться такого подношения.

В общем, остаток дня я провёл с пользой: шкура большая, хватит на немалых размеров меха. Уже почти в полной темноте возвращались домой.

А на холме наконец услышал новость: морской владыка Тобу-Нокоре взял поднесённые ему жителями Хона и Вэя ракушки. Именно такая версия, как следовало из разговоров, была практически единственной – никто даже и не подумал, что имело место банальное воровство.

Ну а уже на сон грядущий заслушал доклад Тагора: вся куча связок надёжно спрятана в зарослях недалеко от берега Алуме, откуда он вывезет их к вохейцам завтра самым ранним утром. Насчёт лодки тузтец договорился, лишних глаз надеется избежать. Сдержанно поблагодарив наёмника, велю ему быть осторожнее. Тот, усмехнувшись, ответил:

– Постараюсь. Мне моя шкура дорога…

Следующий день начался с самого натурального религиозного психоза, охватившего поголовно Мар-Хон с окрестностями. Исчезновение коллективного подношения от лица всего населения Побережья было воспринято как некий знак. И о смысле сего знамения теперь шли ожесточённые споры. В общем, для введения развивающихся событий в более-менее мирное и организованное русло требовались немедленные действия. И кому ещё всем этим заниматься, кроме как не Сонаваралинге, в лице которого соединяются властные полномочия с особыми отношениями с Тобу-Нокоре.

К полудню вокруг святилища морского владыки собралась толпа в несколько тысяч человек. Народ ждал разъяснений и официальных комментариев. И они последовали…

Прохожу сквозь почтительно расступающуюся толпу, поднимаюсь на возвышение, где стояли идолы повелителя волн и глубин, со свитой, мысленно говоря себе: «Охренеть, до чего я докатился». И начинаю речь.

Обороты «торжественного» языка лились, сплетаясь в кошмарные с точки зрения здравого смысла конструкции. Но, судя по реакции передних рядов, публике нравилось. Через полчаса, охрипнув от громкого крика, замолкаю. Не знаю, насколько собравшимся стало понятнее явленное знамение. Скорее, я своей речью запутал народ ещё сильнее: у меня вышло что-то маловразумительное, хотя и красиво звучащее. Хотя всё же надеюсь, главный посыл понятен: Тобу-Нокоре обещает сто лет благоденствия и новых благ всем дареоям Пеу, но для пущего закрепления эффекта, чтобы данные посулы стали реальностью, следует отныне каждый год подносить ему такой же подарок. И коль морской владыка его опять заберёт, значит, всё будет отлично.

В общем, народ немного успокоился и настроился на позитивный лад, волнение постепенно улеглось. А так как количество посетителей святилища Тобу-Нокоре выросло в десятки раз, теперь возле идолов почти всегда кто-то был.

Правда, почти сразу обнаружилось, что кое-то из «сильных мужей» начал смотреть на меня косо. Я спросил Ванимуя, чего это они. Тот ответил:

– Уважаемые Тибуки и Тоноку много лет объясняли жителям Хона и Вэя волю морского владыки. Потому сейчас они и недовольны.

Опаньки… На ровном месте нажил себе врагов. Причём были бы мне эти жреческие функции сильно нужны. Так нет же, участие в торговле опиумом для народа скорее отвлекает от других дел. Да и совестно как-то осознанно и преднамеренно врать на такую массовую аудиторию. Точнее даже – опасно… Чего доброго, ещё почует публика фальшь, и, боюсь, освистыванием и закидыванием гнилыми кокосами дело для меня не закончится.

Тут же интересуюсь у своего консультанта по местным делам: может, поговорить с обиженными регоями, объяснить, что я вовсе не покушаюсь на их права толковать и оглашать волю Тобу-Нокоре. Ванимуй, немного подумав, ответил:

– Тибуки и Тоноку сейчас злы на тебя. Чуть позже, когда они остынут, побеседую с ними, скажу, что Сонавалингатаки не думал лишать их права говорить от имени морского владыки. А потом ты и сам с ними будешь разговаривать.

– Хорошо, – только и оставалось ответить.

Хотя чего тут хорошего: сколько времени теперь займёт урегулирование этого недоразумения… И каких подлянок ожидать от «сильных мужей», на деляну которых я ненамеренно залез. Главное, чтобы они от обидок не начали расследование обстоятельств, при которых Тобу-Нокоре «забрал» столь щедрое подношение.

Единственное, что немного успокоило, – это отчёт Тагора по возвращении в резиденцию: гуманитарная помощь от морского божества благополучно доставлена ранним утром на пляж, пять тысяч ракушек отданы Выхкшищшу-Пахыру, остальные вручены Кушме-Чикке, им пересчитаны, приняты на хранение, о чём почтенный судовладелец выдал тузтцу расписку, в которой указано количество вплоть до последней ракушки. О точном содержании сего документа оставалось только догадываться, мне была понятна только часть с вохейскими числами: выстроенные вертикально точки означают единицы, столбики – десятки, квадратики – сотни и треугольники – тысячи. Из слоговых знаков я понял от силы половину, да и ту оказался не в состоянии связать воедино.

– Расписка на тебя, Сонаваралингатаки, – пояснил бывший наёмник. – Но ты можешь своей рукой вписать, что доверяешь получение денег или иные действия по ней Тунаки. Итуру лучше не вписывать.