Чтобы поставить точку в этих противоречивых толкованиях, Хомейни призвал провести общенациональный референдум по вопросу создания нового иранского государства. Помимо вопроса о том, можно ли успешно провести референдум по созданию нового государства, необходимо было решить два важных вопроса. Первый вопрос касался названия нового государства, второй - будет ли гражданам предложена альтернатива выбора. Первый вопрос Хомейни решил, выступая 1 марта 1978 г. перед огромной толпой в Куме. "Народ хочет, - сказал он, - исламской республики: не просто республики, не демократической республики, не демократической исламской республики. Не используйте этот термин - "демократическая". Это западный стиль". Подразумевая, что демократии не может быть места в правильно построенной исламской республике, Хомейни также сказал: "Демократия - это другое слово, означающее узурпацию Божьей власти править". Позже, призывая людей поддержать референдум, Хомейни вновь отстаивал выбранное им название: "Не "республика Иран", не "демократическая республика Иран", не "демократическая исламская республика Иран", а просто "Исламская Республика Иран". К тому времени "демократический" стал несколько опасным кодовым словом для либеральных элементов в революционной коалиции. С одной стороны, приставка "демократический", казалось бы, открывала простор для политических дискуссий и возможностей в процессе строительства нового государства. С другой стороны, как отмечал Хомейни, "демократический" ассоциировался с западными импульсами и доктринами, которые были анафемой для фундаменталистского духовенства.

Вопрос о том, следует ли предлагать народу альтернативы на этом референдуме, решался примерно так же. Консервативный аятолла Шариатмадари и многие другие настаивали на том, что иранский народ должен иметь на выбор несколько политических систем. Другие группы, придерживавшиеся более светских или марксистских взглядов, такие как Демократический национальный фронт, Федаи Хальк и Моджахеддин-и-Хальк, считали, что избирателям следует предложить проголосовать за конституцию после ее разработки, чтобы они могли лучше понять, какое правительство они одобряют. Эти требования были отклонены, и в бюллетене для голосования был просто задан вопрос: "Что вы предпочитаете: исламскую республику или монархию?". Опасаясь, что предстоящее одобрение исламской республики приведет к их дальнейшей маргинализации, Демократический национальный фронт, Национальный фронт, Федаи Хальк и курдские сепаратистские партии бойкотировали референдум. Поскольку голосование за монархию означало бы голосование за шахский (ныне не существующий) режим, более 98% всех проголосовавших выбрали исламскую республику.

Хомейни, вероятно, рассматривал этот референдум как целесообразную тактику, которая несколько расходилась с его собственными политическими убеждениями. Последние, возможно, лучше всего были сформулированы в его выступлении 1963 г. против предложенного шахом референдума по "белой революции", в котором он заявил, что "референдум или национальное одобрение не имеют силы в исламе... и избиратели должны обладать достаточными знаниями, чтобы понимать, за что они голосуют. Следовательно, значительное большинство [иранцев] не имеет права голосовать [за референдум]". Верующие никогда не будут знать достаточно, чтобы решить, может ли то или иное политическое решение нарушать исламский закон. Это была задача духовенства. Референдум по вопросу о том, должен ли Иран стать "исламской республикой", обошел эту проблему только потому, что в бюллетене выбор был сделан таким образом, что избиратели в подавляющем большинстве случаев поддержали бы клерикальное правление.

Если бы фундаменталистскому духовенству удалось навязать свое видение того, какой должна быть "исламская республика", этот референдум мог бы стать окончательным. Но этого не произошло по нескольким причинам. Во-первых, фундаменталистский проект государственного устройства предусматривал главенствующую роль клерикального "лидера" верующих, а против этого принципа выступали практически все великие аятоллы, кроме Хомейни. Кроме того, клерикальные институты в шиитской традиции представляли собой довольно слабую модель для управления сложным индустриальным обществом. Отсутствие хорошей модели было, пожалуй, наиболее проблематичным, когда необходимо было провести различие между рутинной, технической политикой, которую могли бы проводить специализированные бюрократические структуры, и теми вопросами, которые духовенство должно было решать, поскольку они затрагивали и, следовательно, могли нарушать исламский закон. Поскольку граница между ними не всегда была очевидна, определение и контроль разграничения между ними требовали институтов более сложных и предсказуемых, чем харизматическая организация богословской семинарии.

Наконец, и это, пожалуй, самое главное, сам Хомейни не имел четкого представления о том, какое государство он хотел бы создать. Пока он оставался далеко и надолго доминирующим политическим влиянием в Иране, он, по-видимому, был склонен "разгребать проблемы", разрабатывая концепцию того, какой должна быть Исламская Республика. Во многих отношениях это затирание было реактивным, поскольку он просто создавал временные политические механизмы, чтобы отвергнуть институты и политику, предложенные его политическими оппонентами. Однако в какой-то момент это произошло.

Постепенный и несколько бессистемный процесс должен быть рационализирован, чтобы создать основу для стабильного политического порядка.

В начале июня Хомейни отметил шестнадцатую годовщину восстания против шаха в 1963 г., выступив с речью, в которой предостерег интеллигенцию от противодействия клерикальному правлению:

Те, кто не участвовал в этом движении, не имеют права выдвигать какие-либо претензии... Кто они такие, что хотят отвлечь наше исламское движение от ислама? ... Именно мечети создали эту революцию, именно мечети вызвали к жизни это движение... Так сохраняйте же свои мечети, о люди. Интеллектуалы, не будьте интеллектуалами западного образца, импортированными интеллектуалами; внесите свою лепту в сохранение мечетей.

К середине июля Временное революционное правительство разработало проект новой конституции, которая по своим основным положениям не отличалась оригинальностью. Несмотря на ликвидацию монархии, она была удивительно похожа на прежнюю конституцию 1906 г., которую оба шаха за время своего правления практически превратили в мертвую букву. Проект предусматривал сильную президентскую власть, парламент и Совет стражей, который должен был следить за тем, чтобы все законы соответствовали исламскому праву. Только пять из двенадцати членов этого совета должны были быть представителями духовенства. Остальные семь, т.е. большинство, должны были быть мирянами. При всем желании это был бы удивительно мягкий вариант того, что можно было бы считать возможным под рубрикой "исламская республика". Тем не менее, многие из тех же групп, которые критиковали референдум, теперь выступили против проекта. Другие, такие как аятолла Шариатмадари, Национальный фронт и Движение за свободу, поддержали его. Со своей стороны, Хомейни потребовал лишь изменить проект таким образом, чтобы женщины не имели права занимать должности судей и президента. В остальном он одобрил проект и рекомендовал вынести его на всенародное голосование без изменений.

Саид назвал проект "недостаточно исламским и светским" и, таким образом, "не оправдавшим ожиданий как светских, так и религиозных фракций". Поскольку предложенная конституция вызвала протест с обеих сторон, Хомейни выработал компромиссное решение, согласно которому для пересмотра основных положений будет избрана Ассамблея экспертов. Это отвечало требованиям светских партий, поскольку они рассчитывали, что им удастся либерализовать ограничения, содержащиеся в документе в отношении прав человека, гарантий социального обеспечения