– Владыка Призма, никто из нас не строил стен такой величины или… или… стен вообще, честно говоря, – сказал нервный архитектор, – но эти старые чертежи Раткэсона, которые вы нам показали, явно несовершенны. Слишком много фантазии и недостаточно функциональности.

– Эта пустыня тоже недостаточно функциональна, – резко ответил Гэвин. – Скажите, что нам нужно, чтобы поправить их. Мне нужно начать строительство сегодня.

Архитектор заморгал. Сглотнул.

– Ну, вот. – Он начертил линию пальцем. – Этот внутренний проход недостаточно широк. Люди будут бегать туда-сюда в доспехах, с мушкетами, надо выкатить на позиции пушки или менять их для ремонта. Он должен быть шире, чтобы люди могли проходить друг мимо друга с тачками или пушками.

– Насколько шире? – резко спросил Гэвин.

– Я бы сказал, ну… – Он расставил пальцы на чертеже.

– Ради Оролама, напишите прямо на нем, – сказал Гэвин.

– Господин, эти чертежам сотни лет, это бесценные реликвии… – запротестовал другой человек, вероятно, художник.

– Бесценно пережить следующую неделю, – отрезал Гэвин. – Продолжайте.

Кип не понимал, почему он так туго соображает, но до него только что дошло, что Гэвин серьезно намерен построить здесь стену. Прежде, чем придет армия короля Гарадула. За четыре дня.

Может, потому, что это невозможно?

Конечно, пересечь Лазурное море за одно утро тоже было невозможно.

Но правда, неужели Гэвин собирается сделать всю эту штуку в одиночку?

Кип почти ничего не знал об извлечении и сколько извлекатель может использовать в день, но сам факт, что мир не распирает от люксиновых домов, мостов и стен, говорил ему, что это невероятно трудно. Вообще, единственные люксиновые здания он видел только в Хромерии и должен был бы догадаться, что эти семь башен были результатом гигантских совместных усилий.

Архитектор, косоглазый человечек, несколько раз надув щеки, быстро начал желать наброски.

– Вырезы этих бойниц не дают достаточного радиуса огня. Если вы модифицируете верхнюю часть стен вот так, на нее невозможно будет забросить крюки осадных лестниц – или, по крайней мере, это будет непросто. Поручень сзади вроде такого убережет от падения вниз больше ваших людей, чем врагов. Эти участки наверху стены надо расширить, чтобы запасти больше пороха для пушек. На чертеже нет мест, куда относить раненых. Думаю, их можно встроить вот сюда. Если бы вы могли вставить направляющие вроде этих прямо в стену внутреннего прохода, было бы легче перемещать материалы. Также на этом плане нет светильников. Если этого не исправить, ваша стена будет полностью затемнена. Вам понадобятся краны здесь, здесь, здесь и здесь для подъема припасов.

– Так вы никогда прежде не строили стен? – спросил Гэвин.

– Изучал немного, – ответил архитектор.

– Сколько я вам плачу?

– Да пока нисколько, Владыка Призма.

– Удвоить оплату! – приказал Гэвин.

У архитектора был ошеломленный вид – он явно произвел арифметические расчеты и результат ему не понравился, но указывать Призме он не хотел.

– Он шутит, – сказал архитектору генерал Данавис.

Глаза Гэвина сверкнули.

– А. – Архитектор вроде выдохнул. Затем Кип увидел новый вопрос на его лице – шутит насчет того, что я ничего не получу, или насчет двойной оплаты за хорошую работу?

– Продолжайте работу, – сказал Гэвин. – Этот человек будет делать заметки. Я пошел закладывать фундамент.

– Это же метафорически, да? – спросил архитектор, прищурившись вслед уходящему Призме.

– Наш Призма полон метафор, – сказал генерал Данавис.

– А? – спросил архитектор.

Кип встал, чувствуя себя подавленным. Сейчас был лучший шанс сбежать, и он был намерен им воспользоваться.

– Кип! – послышался голос Гэвина, привлекший внимание всех к Кипу. Кип ощутил прилив паники и растерянности, попавшись так легко. – Ты хорошо сегодня поработал. Мало кто из мальчиков может сознательно извлекать в первый день обучения.

Волна самодовольства прошла по Кипу, лишь удвоенная восхищенным видом Лив.

– Лив! – позвал Гэвин, и она резко обернулась. – Я хочу, чтобы ты продолжила делать модели: выведи кривизну залов, ширину вершины стен, все, что скажет тебе этот архитектор.

– Да, Владыка Призма! – сказала она, снова вернувшись к столу и работе.

Сейчас или никогда. Если он будет тянуть, вернется Железный Кулак и будет таскаться за ним тенью. Кип посмотрел на генерала Данависа, который стоял опустив голову и что-то прикидывал, Лив, напряженно слушавшую, и, наконец, на Гэвина. Это были единственные люди на свете, которые что-то для него значили, и, что невероятно, они принимали его. Или хотя бы терпели. С ними впервые в жизни он ощущал себя частью чего-то.

Кип повернулся и пошел к городу.

Только подойдя к вратам Возлюбленной, Кип понял, почему Гэвин пытался построить новую стену. Старая просто поросла домами, лавками и кабаками, как обшивка судна – ракушками. Единственное различие было в том, что стена заросла по обе стороны. Местами крыши поднимались почти вровень со стенами. Если Гэвин хотел сделать стены пригодными к защите, ему пришлось бы снести сотни домов. Один снос занял бы четыре дня. И, конечно, где-то пятая часть населения чудовищно отнеслась бы к сносу домов.

У Гэвина было всего несколько дней, чтобы убедить оставшихся в городе жителей встать на его сторону, а не переметнуться к противнику. Он попался в тиски немыслимого выбора: оставить дома подпирать внутреннюю стену, чтобы в результате лишиться возможности ее защищать, или снести их и обратить против себя и так разделенное население. Потому Гэвин решил возвести собственную стену.

Невероятно. Каково же во время Войны Призм было людям, когда приходилось выбирать, на сторону какого брата встать? Это же все равно как сражаться рядом с гигантами, которые легко могут тебя раздавить, но также понимая, что на нейтральной территории еще хуже.

Кип вернулся в свои комнаты и собрал то, что, по его мнению, могло понадобиться. Плащ, еда, и еще еда, и короткий меч, и связка данаров в поясе. Это было больше, чем нужно, – он надеялся, что его простят за это, – но деньги могли понадобиться на взятки. Затем он решил оставить записку, чтобы они не тратили драгоценного времени на его поиски.

На столе в его комнате было перо и чернила, так что он начал старательно выводить буквы. «Я тиреец, и я молод. Я лучше пригожусь как шпион там, чем здесь. Никто не заподозрит меня. Я попытаюсь найти Каррис». Он подписал записку, сложил ее, когда чернила высохли, и засунул ее под покрывало на постели Лив.

Затем написал еще одну.

«Я пошел прикупить еды и посмотреть выступление менестрелей. Трясет после извлечения. Вернусь к полуночи».