– Да чего опасаться-то? Разве ты не одна из них? Если ты заставишь меня вернуться, ты заставишь меня нарушить клятву.

– Что? – Лив выглядела так, будто он дал ей пощечину.

– Я поклялся, что спасу Каррис. Ты что не видишь, Лив? Я как раз то, что для этого нужно, поскольку я ничто. Посмотри мне в глаза! – Все еще растерянная, она глянула ему в глаза. – Ни цвета, ни ореола, – сказал Кип. – Но я могу извлекать. Лив, впервые в жизни я точно знаю, что мне делать. Никто меня не заставлял. Я поступаю так, поскольку это правильно. В этом что-то чудовищное, – он стиснул кулаки, подыскивая слова, – свободное. Мощное. Не знаю что, но это хорошо.

– Даже если ты идешь на смерть? – спросила Лив.

Он невесело хмыкнул:

– Я не герой, Лив. Просто я настолько не люблю себя. Ну погибну, и что?

– Никогда не слышала ничего более чудовищного, – сказала Лив.

– Прости, – сказал Кип. – Стараюсь не быть жалким. Я просто говорю – у меня нет ничего. Я сирота, в лучшем случае ублюдок. Позор. Мне просто терять нечего. Если я смогу сделать что-то хорошее ценой жизни – или даже смерти, – то чего ж не попытаться?

Он видел, что она колеблется. Впервые в жизни он надеялся, что у него правда получится.

– Пожалуйста, Лив. Если мне не удастся – если я даже не смогу выйти из города, – тогда я действительно пустое место. Пожалуйста. Не дай мне провалить самое важное дело, за которое я когда-либо пытался взяться.

Она моргнула. Затем усмехнулась:

– Никогда не думала, что произойдет, если ты обратишь свой хитрый язык против меня. Ты должен быть оранжевым.

– Ну в целом я по форме напоминаю апельсин, но не уверен…

– Извлекателем, не фруктом! – засмеялась она.

О, теперь он напоминает самых скользких извлекателей.

– То есть ты не остановишь меня? – сказал Кип.

– Хуже, – ответила она.

– Э?

– Ты должен поступать правильно, я должна поступать правильно. Ты под моей ответственностью, Кип.

– Лив, нет!

– Да. Я иду с тобой – или ты никуда не идешь.

– Лив. Ты не понимаешь… – Чего она не понимает? Что ты влюблен в нее по уши? Что она красива, умна, восхитительна и изумительна, и ты всей душой жаждешь быть с ней, но не можешь даже подумать о том, чтобы подвергнуть ее опасности?

– Чего я не понимаю? – спросила она. Проклятье.

– Ты для меня свет, – вырвалось у него. Он поверить не мог, что сказал это вслух. У него глаза на лоб полезли даже раньше, чем у нее. Он был почти физически обнажен перед ней, как в тот момент, когда в Хромерии убийца напала на него. Но сейчас было хуже. Он был парализован. Губы не слушались.

– Очень смешно, Кип, но тебе не удастся одурачить меня и удрать, пока я не смотрю или что еще. Может, ты и хитрый, но я не вчера родилась.

Слава Ороламу! Она подумала, что я шучу! Накатило облегчение, и колени его ослабли.

– Я иду с тобой, – сказала Лив, – и точка. Ты прав – то, что ты пытаешься сделать, хорошая вещь. Я знаю, что Каррис достойна спасения, и то, что она узнала, сможет переломить ход войны. Если ты хочешь, чтобы все получилось, тебе понадобится моя помощь, а ты заставляешь меня нарушить клятву присматривать за тобой, стараясь удержать меня.

Кип использовал это «не заставляй меня нарушить клятву» как стержень своей аргументации. Ему не особенно понравилось, что этот же аргумент использовали против него самого, но у него плыла голова – сердце все еще колотилось – и он не сумел как следует возразить.

– Кроме того, – тише сказала Лив, – даже если ты ни от чего не бежишь, то один из нас точно.

– Э? – спросил Кип. Неужели я не могу сказать ничего получше этого «Э»? Великолепно.

– Я иду. Двигаем, – сказала Лив.

Вместе они нашли старика, который прежде орал на толпу, и узнали, в каком направлении армия Гарадула:

– Идите на юг и по следам. Тысячи уже ушли. Если хотите присоединиться к армии, а не стать бесполезными прилипалами, скажите сержанту-вербовщику, что вас прислал Герайн.

Стража у врат Старухи даже не глянула на них. За стенами Кип нашел камень, встал на него и заполз в седло. Лив взялась за его руку и села сзади. Здоровенной ломовой лошади это было словно нипочем. Кипу захотелось расслабиться, когда Лив обхватила его сзади за пояс. И все же Кип медлил, оглянувшись на север, на Гарристон.

Давай, Кип, ты и бо2льшую дурь делал и остался в живых.

Не уверен. И все же Кип ударил лошадь под бока, и они пустились в долгий путь.

Началось с тупой пульсирующей боли. Всегда так начиналось. Некоторое время Каррис надеялась, что так ее желудок реагирует на пищу, которую король Гарадул почти силой запихивал ей в горло. У Каррис не было месячных полгода. Как у большинства женщин Черной Гвардии, ее месячные в лучшем случае были нерегулярными. Напряженность тренировок просто тормозила их. Но когда у Каррис такое случалось, тело наверстывало недобранную боль.

Проклятый король Гарадул. Это он виноват. Вынужденное безделье сводило Каррис с ума – сидеть в фургоне, делать особо нечего, да еще постоянные проверки. Когда ее застали за силовыми упражнениями, к ней послали трех извлекателей и двух Зерцал. Вшестером они едва впихнулись в маленький фургон. Каррис схватили Зерцала и перегнули через колено одной из извлекательниц. В буквальном смысле.

Женщина достала мужской кожаный пояс и отлупила Каррис по заду до крови. Как непослушного ребенка. Ее ловили три раза, и наказание никогда не менялось, но ее желание сопротивляться потихоньку угасло. Сопротивление казалось слишком мелким и незначительным.

Теперь она жалела, что сдалась. Боль уже распространилась на спину. Скоро начнется понос.

Как прекрасно быть женщиной.

Остальные женщины Черной Гвардии считали относительную свободу от месячных также свободой от случайной беременности. Каррис же просто наслаждалась относительной свободой от боли. Прошли годы с тех пор, как у нее был секс с кем-нибудь кроме собственной подушки. Не то чтобы ей хотелось думать об этом прямо сейчас. Вообще, ей казалось, что если она сейчас увидит мужчину, она ему глаза выцарапает. Из-за мужчин женщины терпят такое. Как сказала эта старая карга, женщина должна кровоточить, чтобы мужское семя взошло. Хронологически бестолково, но довольно верно.

Платье ей принесли утром.

В таких на казнь не выводят. Оно не было точной копией платья, которое она стала носить, сдавшись наконец требованиям отца и присоединившись к Гэвину, когда они вернули Ру, но близко к оригиналу. Во-первых, шелк был скорее черный, чем зеленый. Швея короля Гарадула явно работала по памяти или по картине того времени – или просто было решено подогнать платье под требования моды, изменившиеся за шестнадцать лет.