коллег, заключалась в том, что в американском обществе 1940-х годов интеллектуалы были лишены какого-либо влияния на государственную политику, и такое их бедственное положение не случайно, а имеет весомые социальные причины. Положение интеллектуалов в американском[622] обществе — это положение наемных работников, зависящих от владеющего «средствами интеллектуального производства» (университеты, журналы, общественные организации) крупного капитала. В этом качестве интеллектуалы вынуждены подстраиваться под интересы своих нанимателей:

Те, кто принимает решения, и те, кто становится основными выгодоприобретателями, прибегают ко всеобщему обману. Все больше интеллектуалов работает внутри властной бюрократии и на тех немногих, кто принимает решения. Даже если интеллектуал не нанят этими структурами открыто, шаг за шагом, разными способами обманывая самого себя, он стремится сделать так, чтобы в печати его мнения соответствовали ограничениям, наложенным такими организациями и их сотрудниками [Миллс, 2014].

Как же быть интеллектуалу в столь неподвластном обществе? Разумеется, приложить свои знания и умения к его изучению, выявить возможности изменить это общество и добиться политического влияния:

Независимый художник и интеллектуал стоят среди тех немногих, кто достаточно подготовлен, чтобы сопротивляться стереотипизации и противостоять гибели действительно живого. Свежесть восприятия включает способность постоянно срывать маски со стереотипов взгляда и мысли, разбивать их, даже несмотря на то, что современные средства коммуникации обрушивают их на нас потоками. Эти миры массового искусства и массовой мысли все больше зависят от требований политики. Именно поэтому интеллектуальные усилия и интеллектуальная солидарность должны сосредоточиться на политике [Миллс, 2014].

«Сосредоточиться на политике» означает преодолеть свойственные интеллектуалам ограничения и обратиться к более широкому инструментарию, к технологиям борьбы за Власть:

Поскольку его [интеллектуала] модель спора — обмен рациональными аргументами, а не умелое применение силы или пустая риторика, эта модель не дает ему видеть другие, более убедительные в историческом отношении формы спора. Такой итог позиции пишущего, его труд и последствия его работы очень удобны для политика, так как обычно они маскируют этическими размышлениями природу политической борьбы [Миллс, 2014].

Соединить знание, создаваемое интеллектуалами, и силу, принадлежащую какой-нибудь политической группировке, чтобы добиться лучшей жизни для всех и более весомого положения для себя — таким видел высшую цель своей науки молодой социолог Чарльз Райт Миллс. Буквально в день публикации «Бессильных людей» он приступил к практической реализации своего плана и оставался верен ему до конца жизни…

Читатель. Поскольку я практически ничего не слышал о Миллсе, могу предположить, что этот план провалился. А почему? Что помешало Миллсу войти в какую-нибудь правящую группировку? Ведь в узкий круг американских социологов он втерся за считаные годы!

Теоретик. Отличный вопрос, который и должен задать человек Власти! Действительно, что помешало Миллсу стать своим человеком в американском истеблишменте, как это сделали многие его современники (такие, как историк Генри Киссинджер, политолог Збигнев Бжезинский, да и близкий друг самого Миллса, публицист Дэниел Белл)? Только ли его гипертрофированная независимость[623] и явная неспособность работать в команде? На наш взгляд, имелась куда более весомая причина. К моменту, когда Миллс осознал необходимость примкнуть к какой-нибудь властной группировке, он уже принадлежал ко вполне определенной группе людей — к движению, позднее названному новыми левыми. Лидеры этого движения в дальнейшем оказались идеологами «революции» 1968 года, а их политическим наследником стала современная демократическая партия США во главе с Бараком Обамой. Но все это произошло потом, в период с 1960-х по 2000-е годы, а в начале 1940-х «новые левые» еще не имели серьезной поддержки. Миллс рано сделал свой выбор во Власти, и хотя стратегически (для тридцатилетнего периода) этот выбор был верен, в тактическом плане он перечеркнул надежды Миллса на быструю политическую карьеру.

Практик. Сформулируем это немного иначе. Если бы Миллс начал сколачивать свою властную группировку, то годам к семидесяти он бы не просто вошел в состав американской элиты, но и, с учетом общих тенденций, стал бы очень влиятельной фигурой. Но ему нравилось выпендриваться. Иными словами, он играл в одну игру, а переживал, что не достиг высот, — в другой. Да, если бы он родился в элитной семье, то успеха бы достиг раньше, но не исключено, что в результате сгорел бы от наркотиков и алкоголя еще раньше. Далеко не всегда рождение в богатой семье гарантия успеха в активной карьере. Для тихой жизни — да, этого достаточно.

Теоретик. Не имея возможности (да и особого желания) встроиться в американский истеблишмент, Миллс принялся искать альтернативные центры власти. Поскольку в те годы (как и сегодня) основным методом левым интеллектуалам служил классовый подход, направление поисков казалось очевидным: найти в американском обществе класс, способный отобрать власть у крупной буржуазии. Первым и самым очевидным кандидатом на эту роль был классический, воспетый еще Марксом пролетариат. Получив доступ к материалам BASR, Миллс с головой ушел в изучение «новых людей власти» — лидеров американского рабочего движения[624].

В течение трех лет (1945–1948) Миллс провел десятки исследований и написал около дюжины статей, посвященных американскому рабочему движению. Поначалу он был весьма воодушевлен открывшимися возможностями: в 1945–1946 годах американские профсоюзы находились на пике своего могущества, объединяли десятки миллионов рабочих и организовывали забастовки национального масштаба. Однако волна забастовок вызвала ответные меры со стороны государства, и в 1947 году закон Тафта — Хартли существенно ограничил права профсоюзов[625]. Вопреки ожиданиям радикальных левых (к которым принадлежал и Миллс), профбоссы не устроили всеамериканской стачки, а согласились умерить свои амбиции и встроиться в американский истеблишмент. К 1948 году Миллс окончательно разочаровался в перспективах рабочего движения. Вышедшая в том же году книга «Новые люди власти. Американские рабочие лидеры» подвела жирную черту под юношеским увлечением Миллса: он описал профсоюзных боссов как обычных князьков, чьим единственным ресурсом является численность входящих в профсоюз рабочих и которые заинтересованы в укреплении собственного положения в обществе, а вовсе не в масштабных политических преобразованиях. На вопрос Миллса: «Кто сильнее, бизнес или профсоюзы?» абсолютное большинство профсоюзных лидеров ответили — конечно же, бизнес!

Итак, пролетариат предпочел капитулировать перед буржуазией; надежды на рабочее движение рассыпались в прах. Где же искать «локомотив революции»? Быть может, среди американского среднего класса — мелких предпринимателей и наемных служащих? Миллс сам принадлежал к этому классу и не имел в его отношении никаких иллюзий; однако научная добросовестность требовала подкрепить личный скепсис эмпирическим материалом. Первый замысел книги о среднем классе появился у Миллса еще в 1944 году, и с самого начала работы в BASR он пристально следил за любыми данными, имевшими отношение к этой теме. Работая над новой книгой, Миллс использовал все доступные источники о численности, доходах и занятиях среднего класса (как архивы BASR, так и данные