второстепенный приз тремя креслами дальше – стройную девчонку-золотую с некрасивым лицом и глубоко посаженными злыми глазами. В отличие от мальчишки, она не выказывает ни капли страха – лишь абсолютную, безоговорочную ненависть. Она взглядом обещает мне медленную смерть, пока я освобождаю ее от страховочной паутины и срезаю с ее пиджачка окровавленную брошь в виде солнца. Не удержавшись, я глажу девчонку по голове. Вольга кладет ее на плечо и покидает корабль.

Я стою один в темном челноке, слушая, как эскорт золотых ломится во взрывозащитную дверь. Вокруг валяются сильные и могучие, считавшие себя неприкосновенными. Считавшие себя богами. Меня внезапно пронзает мрачное удовольствие от мысли, что я унизил многих из них.

Я попираю ногами гиганта, которого защищал лис. У этого массивного мужчины на бедре висит большая железяка. Клинок, как у Айи. Мои ботинки пачкают его смокинг грязью и кровью байкеров. Это кто-то из Телеманусов. Теперь я его узнал. Я поворачиваюсь, чтобы взглянуть на хаос в салоне. Мне хочется, чтобы они увидели мое лицо и знали, что скромный серый поставил их на колени.

– Пожинайте то, что посеяли, – говорю я с сильным акцентом марсианского алого. – Передавайте мое почтение своим хозяевам, добрые люди.

Низко, любезно поклонившись, отдавая дань уважения манерам золотых, я спрыгиваю с Телемануса, окунаю руку в перчатке в лужу крови у головы раненого телохранителя и прижимаю ладонь к стене, оставляя кроваво-красный отпечаток.

Переведя стрелки, я иду в пассажирский отсек для персонала.

Настало время для того, чего я боялся.

Я нахожу Лирию лежащей рядом с тремя другими слугами, которые, на их несчастье, не были пристегнуты. У одного из них сломана шея. Лирия смотрит на меня в темноте. Для нее я буду неузнаваемой тенью в маске, с блеском металла в руке. Но у меня такое чувство, будто она и только она может видеть сквозь маску. Она узна́ет, что это сделал с ней Филипп. И скажет своим хозяевам. Я не могу допустить, чтобы они собрали кусочки мозаики воедино. Мне тогда конец.

Сделай все чисто.

Я навожу ствол «всеядного» ей в голову.

Моя рука дрожит. Пот затекает в глаза, внутри шлема влажно. Лирия смотрит на меня пустым взглядом. Даже в темноте она может видеть пистолет. Она принимает происходящее. В ее глазах нет ужаса – только печаль. Смирение. Нажми на спусковой крючок. Нажми, сукин ты сын!

Что со мной такое? Мне уже доводилось хладнокровно убивать людей. Я был воплощением профессионализма, когда объяснял план остальным. Это нужно сделать.

– Я все завершу деликатно и аккуратно, – бормочу я.

Из трупа показания не вытянешь.

Надо нажать на спусковой крючок.

Это будет быстро. Она ничего не почувствует. Я сказал себе, что сделаю это без золадона. Что я не тряпка. Я держу себя в руках.

Закрываю глаза и вижу, как Лирия легко улыбается своим мыслям там, в ресторане, когда она заказывала последнюю порцию устриц. Это было похоже на смех ребенка над шуткой взрослого. Так бывает, когда испытываешь гордость, оттого что тебя приняли, признали, и одновременно неловкость: вдруг обнаружится твое невежество?

Почему она так улыбалась?

Улыбалась, как он.

К черту!

Я нажимаю на спусковой крючок.

Ничего не происходит. Я смотрю на свой пистолет. Он все еще стоит на предохранителе. К горлу подкатывает ком, чудом удерживаюсь от того, чтобы не начать блевать. Дрожа, отступаю прочь, внутренности у меня перекручены спазмом, я сам себе противен. Идиот. Пристрели ее. Пристрели.

Я не могу. Не во второй раз. Я убираю «всеядный» в кобуру и разворачиваюсь, чтобы уйти. На полпути к двери останавливаюсь. Я и правда полный идиот. Зачем я оставил ее здесь? Львиное Сердце разорвет Лирию на части. Золотые подумают, что она предательница.

Что ты делаешь, Эф?

Что ты делаешь?

Я словно со стороны вижу, как бегу к ней. Она легкая, как ребенок. Я выношу ее из корабля и присоединяюсь к моим друзьям у подножия трапа, где нас ждет дряхлый аэрокар. Дано сидит на капоте с пистолетом в руке.

– Это еще что такое? – спрашивает он, но я игнорирую его. Тогда он преграждает мне путь. – Этого в плане не было.

– Заткнись и иди в машину.

– Да что с тобой такое, старый ты педик? Совсем яиц лишился? – Дано тянется за пистолетом. – Я сделаю это за тебя. Подожди в машине, как хороший маленький…

Я навожу на него «всеядный»:

– Сперва я прострелю твою гребаную башку. В машину. – Я делаю шаг. – Быстро, ржавый.

– Что за… – Дано отступает в ужасе, но ужас этот вызван не мной.

Я поворачиваюсь и вижу, как из пробоины в корпусе челнока выбирается массивная фигура. Рыжебородый Телеманус, сплошь плечи и бедра, стоит, сгорбившись, и держится руками за дверь, ноги ватные от анацена. Глаза его горят ненавистью. Я бросаю Лирию и вскидываю пистолет. Анацен замедляет движения золотого: он шарит в поисках клинка, потом плюет на это и бросается на нас, словно пьяный медведь. Он бьет меня в грудину с такой силой, что у меня темнеет в глазах. Удар сшибает меня с ног, пистолет отлетает прочь. Я падаю наземь, врезаясь в разбитый флаер.

Лежа на бетоне, я смотрю, как Дано выхватывает пистолет и дважды стреляет чудовищу в грудь. Золотого это не останавливает. Пошатываясь, он добирается до Дано. Хватается за верхний край нагрудника Дано и удерживает его; алый отчаянно пытается вырваться. Потом золотой наносит обманчиво ленивый удар. Этот удар приходит справа, небрежно, словно запоздалая мысль. Железные костяшки пальцев проваливаются в висок Дано. Голова его дергается, ухо касается противоположного плеча. Белый корешок спинного мозга торчит наружу.

Облитый кровью своей жертвы, великан отшвыривает труп и разворачивает ужасную тушу ко мне. Он неуклюже делает шаг и внезапно отлетает в сторону – это Вольга стреляет сквозь лобовое стекло аэрокара. Поток плазмы попадает золотому в бок, расплавляя ему руку, сшибая с ног и отбрасывая на корпус корабля.

Я пытаюсь встать, Вольга кидается ко мне. В центре моего нагрудника вмятина размером с грейпфрут. Несколько сломанных ребер причиняют дьявольскую боль, хоть криком кричи, когда Вольга вздергивает меня на ноги и волочет к машине.

– Сожги тело. Забери девушку, – говорю я сквозь стиснутые зубы.

Вольга становится над трупом Дано и нажимает на спусковой крючок винтовки. Концентрированная энергия расходится по телу, оставляя дымящуюся груду потрескивающей ткани и сочащиеся чем-то жидким кости. Потом она направляется к Лирии. Из парализованного горла алой вырывается ужасное клокотание – она пытается обратиться к лежащему на земле гиганту-золотому. Вольга забрасывает ее в багажник.