– Привет, Харрисон.

Заметив пистолет, он первым делом бросил взгляд за окно, на своих детей.

– Элизабет? Что ты тут делаешь?

Она шагнула в комнату, наблюдая за его лицом и глазами, его руками на письменном столе. За спиной у него на стене висело с две дюжины фотографий: Харрисон на церемониях закладки всяких зданий, с золотой лопатой в руке, Харрисон с группой каких-то женщин, он же с мужчинами в деловых костюмах… Все довольные и счастливые, все радостно улыбаются.

– Где она?

– Кто?

– Не делай из меня дуру, Харрисон!

– Я не понимаю, что происходит, Лиз. – Он развел руками. – Не знаю, зачем ты заявилась сюда с пистолетом, и совершенно не представляю, о чем ты говоришь. Пожалуйста, не трогай моих детей.

Элизабет подступила ближе – эмоции налетели, словно ветер, когда она вспомнила, как ускользнула из дому, чтобы раздвинуть ноги в подпольном абортарии в трейлерном парке и позволить извращенцу, называющему себя врачом, засунуть холодную сталь ей в матку. Вот что сделал ей Харрисон Спиви! Вот что она знала о детях!

– Где она?

– Ты все время повторяешь «она», но я не понимаю, о ком ты.

– Я представила вас тогда друг другу на тротуаре. Ченнинг Шоур. Я познакомила вас, и теперь она пропала.

– Что? Кто?

– Они и Эллисон Уилсон нашли тоже. Под церковью. Убитую.

– Да какое, во имя Господа, это ко мне-то имеет отношение? – Вид у него был искренне ошарашенный, но психопаты такое умеют. Притворяться. Уводить в сторону. Целую жизнь могут построить на лжи, держит которую лишь некий темный, невидимый остальным центр.

Элизабет хотела увидеть этот центр.

– Короче, вот как мы сейчас поступим. По-тихому выходим. Твои во дворе, они нас даже не увидят. Найдем какое-нибудь спокойное местечко, только мы вдвоем, и кое-что обсудим. На что это обсуждение будет похоже, зависит только от тебя.

– Не собираюсь я никуда идти!

– Встать!

– А может, мы все-таки поступим по-другому. – Он откинулся в кресле, и эта спокойная сила удивила ее. Спиви словно бы вдруг принял окончательное решение, не выказывая и следа того страха, который она наблюдала в те редкие минуты, когда являлась к нему в офис или якобы случайно сталкивалась с ним на улице. – Ты ведь и впрямь совсем меня не знаешь, Лиз? Не знаешь, что я сделал в своей жизни? Как пытался загладить вину?

Он мотнул головой на стену у себя за спиной.

– Видишь хотя бы то, что сейчас прямо у тебя перед носом?

Элизабет скользнула взглядом по фотографиям, только теперь понимая, насколько при кажущейся разнице они все похожи, подмечая упущенные детали.

– Шесть клиник. В шести разных городах. Десять лет работы. Пятьдесят центов с каждого заработанного доллара, и это только начало.

Элизабет смотрела на фото строек и готовых зданий, на Харрисона с его золотой лопатой и улыбающихся женщин. Ее уверенность явно поколебалась.

– А это…

– Клиники для женщин, подвергнувшихся насилию. – Он закончил мысль, когда она не договорила. – Избитых жен. Проституток. Жертв изнасилований. Я не знаю, почему ты считаешь, что я похитил эту девушку, но я даю слово, что не делал этого. У меня жена и дочери. Они – это вся моя жизнь, Лиз. Я и твою сделал бы другой, если б мог. Я бы все вернул обратно.

Убежденность Элизабет окончательно сломалась; ничего подобного она никак не ожидала.

– Раз уж об этом зашла речь…

– Эй, па! – Из коридора в кабинет шагнула маленькая девочка. Три или четыре годика, с чудесным голоском, без всякого страха перед вооруженными незнакомками.

– Иди сюда, чудо ты мое! – Девочка прыгнула отцу на колени, а волна головокружения чуть не сбила Элизабет с ног. Харрисон обнял ребенка за плечи, хлопнул в ладоши и показал двумя сомкнутыми пальцами. – Угадай, кто это.

Девчушка залезла на колени отца с ногами.

– Это та женщина, за которую мы молимся каждое воскресенье. Та самая, чьего прощения мы каждый божий день просим у Господа.

– Ты рассказал детям?!

– Только что папа как-то сделал одну плохую вещь и теперь очень об этом сожалеет. – Он крепче обнял девчушку. – Скажи-ка детективу Блэк, как тебя зовут.

– Элизабет.

– Мы назвали ее в твою честь.

– Но ты каждый раз убегал от меня, когда я встречала тебя на улице! Ты едва мне отвечал!

– Потому что ты пугала меня, – ответил Харрисон. – И потому что мне было очень стыдно.

Элизабет уставилась на девочку. Комната по-прежнему кружилась.

– Почему ты дал этому чудесному ребенку мое имя?

– Потому что есть вещи, которые никогда не следует забывать. – Спиви пригладил взъерошенные волосы девочки. – Особенно если мы хотим себе лучшей жизни.

* * *

Он всеми силами старался держаться подальше от оживленных улиц. Но все равно опасался, что кто-то может узнать машину, его лицо в машине. Он в жизни не видел такого количества копов. Они были буквально повсюду. Местные патрули. Помощники шерифа. Полиция штата. Заполонили все улицы и дорожные развязки. Поговаривали о дорожных кордонах, и это заставляло его нервничать. Если они обыщут машину, то найдут рулоны строительного скотча, электрошокер и пластиковые хомуты.

А он не сможет это объяснить.

Ну как такое объяснишь?

Заехав на бензоколонку, выбросил скотч и пластиковые стяжки. Шокер оставил, поскольку есть вещи, которые всегда должны быть под рукой. Холстина и шелковые шнуры припрятаны в надежном месте. Тем не менее, когда мимо, полыхая красными и синими мигалками, пронеслась вереница патрульных автомобилей, сполз на сиденье пониже. Обстановка накалялась, и он буквально кожей это чувствовал – приближение чего-то гибельного и неотвратимого. Имелся, конечно, шанс удачно всего этого избежать и продолжить, но он уже устал убивать и хранить секреты. Больно долго уж все это продолжалось. Гнет накапливается, расстается с жизнью очередная женщина, а потом – месяцы тоскливой безысходной депрессии…

Он ведь не был рожден для того, чтобы стать убийцей.

Глядя, как под стихающий вой сирен огни мигалок тают вдали, он опять выпрямился на сиденье, и в этот момент из магазинчика бензоколонки вышел какой-то молодой отец с ребенком месяцев шести на руках. Задержался возле его машины. При виде того, как тот целует сынишку, подумалось: вот такой и должна быть жизнь. Но теперь все далеко не так просто и однозначно, так что он просто вырулил обратно на дорогу и лишь раз бросил взгляд в зеркало заднего вида – отец уже оторвался от сына, и оба, похоже, вовсю улыбались.

Отец.

Сын.