Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ляля вдруг оказалась впереди, одна — перед толпой военморов. Впитывая злую энергию толпы, Ляля словно заряжалась яростным вдохновением.
— Волька, иди сюда! — она властно указала рядом с собой. — Рассказывай!
Волька Вишневский, широко улыбаясь, выбрался к Ляле и повернулся.
— Вишневский, ты живой?! — изумились в толпе. — Ну, даёшь, бродяга!.. Может, и Коля Маркин жив?..
— Коля смертью храбрых у меня на глазах погиб. — Волька крепко помотал башкой, вспоминая. — На пароходе нас трое осталось, я — контуженный, ещё Хамса и Лёшка Якутов. Белые нас сняли и в Сарапул увезли как пленных.
— И к чему ты клонишь? Короче дуди!
— А короче, братва, дело в том, что в Сарапуле всех пленных согнали в баржу. Это с полтыщи человек наших товарищей! — Волька потряс над головой кулаком. — Я сбежал, а баржу ижевцы увели в Гольяны. Говорят, затопят её там вместе с арестантами! И без нас лежать им на дне в мокрой могиле!
Ужас такой смерти был знаком любому моряку хотя бы в воображении.
— Вот с-суки ижевцы!.. — охнули в толпе.
Ляля снова перехватила инициативу.
— Ты чего делал сегодня вечером? Ты, усатый? — Ляля ткнула пальцем в какого-то матроса. — Грицаевский самогон пил?.. А ты? А ты? — Ляля напирала на толпу. — А Фёдор готовил рейд за баржей! Так кто у нас Балтику предал?.. Слова Ляли смутили военморов.
Фёдор Фёдорович тоже был удивлён. Никакого рейда он не готовил. Но Ляля — просто умница. Она придумала ход, который обезоружил разъярённую толпу. Получается, что братва напрасно обвиняла командира в бездействии и равнодушии. Но мало того! Он, командир, может увести миноносцы за баржей и тем самым уберечь их от мятежа, если военморы всё же решатся обстрелять штаб Азина; он снимет с себя ответственность за контрреволюционный бунт и сохранит ценные корабли. Идея с рейдом за баржей — это прекрасно! Фёдор Фёдорович понял, как ему удаётся любить жену, чужую ему и раздражающую: он любит Лялю вот так — вспышками снисходительного восхищения.
— Отбой, товарищи краснофлотцы, — спокойно сказал он толпе.
Тьма над дальним берегом поредела; в грустной серой мгле обрисовались очертания дебаркадеров и пароходов с их мачтами и дымовыми трубами. «Межень» стояла без огней, однако на судне никто не спал. Вахтенный матрос, тревожно вглядываясь в лицо Раскольникова, открыл дверку в фальшборте. Фёдор Фёдорович вежливо пропустил Лялю вперёд и тихо признался:
— Не могу не преклониться перед твоими способностями, дорогая.
Ляля только фыркнула.
В тёмном салоне за столом ждали Струйский, Варваци и другие офицеры: они были готовы ко всему. Раскольников включил электрическую лампу.
— Товарищи, беспокоиться уже не о чем, — объявил он. — Прошу вас срочно разработать план боевого рейда миноносцев до пристани Гольяны.
Штаб заседал до рассвета, изучая карты и возможные силы ижевцев. Затем Раскольников отправился на мостик, чтобы дать инструкции капитану. К своему удивлению, на мостике он встретил Екатерину Александровну. Капитан Мудров был смущён, что его застали с тёщей командира.
— Вам тоже не спится, Фёдор Фёдорович? — Екатерина Александровна зябко куталась в пуховую шаль.
— Примите порошок барбитона, — неприязненно ответил Раскольников.
— Ах, от него лишь голова болит… Фёдор Фёдорович, умоляю, помогите!
— Что случилось?
— Уже холода, а Лара не взяла из дома ничего осеннего! Хочу перешить ей платье, но мне нужен «Зингер»! Пускай ваши матросы попросят машинку у здешних крестьян на время. Я знаю крестьян, машинки у них непременно есть, в деревнях бабы хозяйственные, не чета нам, городским распустёхам!..
Раскольников поморщился:
— Мне не до этого. Увольте меня от подобных забот.
— Да я добуду, добуду, Катериночка Александровна! — быстро пообещал капитан Мудров, виновато и заискивающе улыбаясь.
12
Пасмурным утром разыгрался ветер: он гнал по бурым отмелям Камы волну за волной, точно листал страницу за страницей. В небе медленно кипела белёсая мгла, в ней беззвучно шевелился свет невидимого солнца. Миноносцы опасались неизвестного фарватера и шли на малом ходу, но буйство ветра и удары волн порождали ощущение скорости, свободы и силы.
Ляля стояла на мостике и обеими руками держалась за натянутый леер. Пусть вздуваются её пышные волосы, небрежно перехваченные тесёмкой. Такой простор вокруг — холодный, мрачный, неприютный!.. И как хороша она, Ляля!.. Она сорвала с якорей могучие боевые корабли и дерзко бросила их в рейд, чтобы спасти товарищей, запертых в трюме вражеской баржи!.. У Ляли наворачивались слёзы от пронзительной красоты своего поступка. Этот рейд станет ещё одной легендой о валькирии революции!
Миноносцы двигались кильватерной колонной: первым — «Ретивый», за ним — «Прыткий», в арьергарде — «Прочный». На Пещерском перекате колонна миновала какой-то затопленный буксир: тёмные волны перекатывались через крышу его надстройки, пена понизу облепила дырявую трубу и безглазую рубку, обшитую тонкой бронёй; броня была исклёвана и помята пулями.
Ляля и Раскольников находились на «Прытком»; Фёдор Фёдорович оставил Лялю на ветру и спустился в командный пост. Капитан Георгиади сквозь маленький боковой иллюминатор разглядывал погибший буксир.
— Сколько вооружённых пароходов у воткинцев в Галёво? — спросил он. — Я слышал, что воткинцы крепко бьют Пермскую флотилию.
— Нашим миноносцам самодельные дредноуты мятежников не страшны, — усмехнулся Раскольников. — К тому же, как сообщили пленные, воткинцы уже потеряли свой лучший пароход. Полагаю, что вы сейчас его и видите.
— Почему бы тогда нам не дойти до зоны действия Пермской флотилии? Вся Кама до Перми была бы под контролем наших сил. Раскольников помолчал.
— Участок Камы в районе Гольян и Галёвой нам лучше оставить ижевцам. Здесь они могут через Каму отступить в Уфу или Екатеринбург. Вспомните Макиавелли, Иван Александрович. Если у противника нет пути к бегству, он сражается насмерть. Значит, не следует лишать противника такого пути.
— Даэ гаикхцнэн… — пробормотал Георгиади, покачав головой.
Фёдор Фёдорович не сказал, что у него было и другое соображение. Он ждал вызова к командованию и не хотел удаляться от Сарапула — от телеграфа.
Слева по берегу проползло большое село Нечкино: еловая гора, крепкие избы и плечистый каменный храм. Село считалось границей между ижевцами и красными, но никто в Нечкино не поднимал тревоги, никто не стрелял.
Ляля упрямо ждала, когда же покажутся Гольяны.
Волька Вишневский рассказал ей, что в «барже смерти» сидит Хамзат Мамедов. Это известие взволновало Лялю, взбудоражило. Нобелевский горец определённо произвёл на неё сильное впечатление. Нет, даже не так… Мысль о нём была как кривой гвоздь — не вытащить. Ляля вспоминала угрюмые глаза Мамедова, его полуседую щетину, грузный корпус, толстые плечи и опасные руки. Вспоминала, какой он, Хамзат Мамедов — словно крупный и опытный зверюга: вроде неповоротливый, но неуловимо