— Я согласен, шеф, — наконец ответил он и после небольшой паузы добавил: — Сто долларов, если я прав.

— О нет, — покачал головой Таунсенд. — Твоя зарплата за месяц, или мы разворачиваемся и возвращаемся в аэропорт.

Сэм проехал на красный свет и чуть не врезался в трамвай.

— Договорились, — решился он. — Но только если Артур будет участвовать на тех же условиях.

— Кто такой Артур, черт возьми?

— Водитель председателя.

— Считай, что вы с твоим Артуром в деле, — сказал Таунсенд, когда машина остановилась перед редакцией «Курьера».

— Как вы думаете, сколько вас ждать? — поинтересовался Сэм.

— Ровно столько, сколько тебе потребуется, чтобы лишиться своей месячной зарплаты, — ответил Таунсенд и вышел из машины, хлопнув дверцей.

Таунсенд смотрел на здание, где в 20-х годах его отец начинал карьеру репортера, где он сам выполнил свое первое задание, когда еще школьником подрабатывал стажером. А потом мать продала газету, даже не сказав ему об этом. Стоя на тротуаре, он видел окно кабинета, в котором когда-то работал отец. Неужели «Курьер» действительно продается, а его профессиональные советники ничего об этом не знают? Утром перед вылетом из Сиднея он проверил цену на акции: 8.40 долларов. Можно ли поставить все, опираясь лишь на слово водителя? Он пожалел, что рядом нет Кейт — ему бы пригодился ее совет. Благодаря ей «Любовница сенатора» Маргарет Шервуд две недели продержалась на нижней строчке списка бестселлеров «Нью-Йорк Таймс», и он получил назад свой второй миллион. К удивлению обоих, книга получила неплохие отзывы в не принадлежащей Таунсенду прессе. Кит от души веселился, когда получил письмо от миссис Шервуд, в котором она спрашивала, не заинтересует ли его контракт еще на три ее книги.

Таунсенд толкнул двустворчатые двери и прошел под часами, висящими над входом в вестибюль. Он остановился перед бронзовым бюстом своего отца и почему-то вспомнил, как ребенком вставал на цыпочки и пытался дотянуться отцу до его волос. От этого воспоминания он стал нервничать еще сильнее.

Он отвернулся, пересек вестибюль и вошел в лифт вместе с другими людьми. Все замолчали, когда поняли, кто это. Он нажал кнопку, и двери закрылись. Он не был здесь больше тридцати лет, но до сих пор помнил, где находится зал заседаний — в нескольких метрах по коридору от кабинета отца.

Лифт останавливался на каждом этаже, выходили служащие отдела распространения, потом рекламы, потом отдела информации, и наконец он остался один. На верхнем этаже, где находились кабинеты руководства, он осторожно шагнул в коридор и посмотрел по сторонам. Никого не было видно. Он пошел направо в сторону зала заседаний, замедлив шаг возле старого кабинета отца. Он шел все медленнее и медленнее, пока не остановился перед залом заседаний.

Кит уже хотел повернуть назад, выйти из здания и высказать Сэму все, что он думает о нем и его приятеле Артуре, но вдруг вспомнил о пари. Если бы он умел проигрывать, он, вероятно, так и не постучал бы в эту дверь. Но он постучал и, не дожидаясь ответа, вошел в зал.

Шестнадцать лиц повернулись к нему, и шестнадцать пар глаз уставились на него. Он ждал, что председатель спросит, какого черта он тут делает, но все молчали. Создавалось впечатление, будто они ожидали его прихода.

— Господин председатель, — начал Кит, — я готов купить контрольный пакет «Курьера» по двенадцать долларов за акцию. Так как сегодня вечером я улетаю в Лондон, мы либо прямо сейчас подписываем договор, либо никакого договора не будет.

Сэм ждал босса в машине. На третьем часу ожидания он позвонил Артуру и посоветовал ему вложить всю зарплату за следующий месяц в акции «Мельбурн Курьер», причем сделать это до того, как правление выступит с официальным заявлением.

Прилетев следующим утром в Лондон, Таунсенд выпустил пресс-релиз, в котором объявил, что Брюс Келли займет место редактора «Глоуб» и начнет подготовку к превращению газеты в таблоид.[34] Лишь несколько инсайдеров поняли важность этого назначения. В течение следующих дней несколько национальных газет напечатали краткую биографию Брюса. Все они писали, что он двадцать пять лет был редактором «Сидней Кроникл», что он разведен и имеет двоих взрослых детей, и он — единственный, кого можно, хотя бы с натяжкой, назвать близким другом Таунсенда. «Ситизен» язвительно хихикала, когда ему не дали разрешение на работу, и высказала предположение, что должность редактора «Глоуб» нельзя назвать работой. Но в целом информации о последнем иммигранте из Австралии было немного. Под заголовком «Покойся с миром» «Ситизен» сообщала своим читателям, что Келли — всего лишь могильщик, которому поручили похоронить то, что все давно считали умершим. Разумеется, она не преминула добавить, что на каждый проданный экземпляр «Глоуб» «Ситизен» теперь продает три. В действительности соотношение было 1:2,3, но Таунсенд уже привык, что Армстронг склонен к преувеличению, когда дело доходит до статистики. Он вставил статью в рамочку и к приезду Брюса повесил на стене его нового кабинета.

Как только Брюс прилетел в Лондон, он, не успев даже найти подходящего жилья, сразу стал обрабатывать журналистов из таблоидов. Большинство из них, казалось, не обращали внимания на предостережения «Ситизена» о том, что «Глоуб» катится вниз и, возможно, упадет совсем, если Таунсенд не сумеет договориться с профсоюзами. Первым рекрутом Брюса стал Кевин Рашклифф, который, как его уверяли, заработал себе репутацию на посту замредактора газеты «Пипл».

Когда Брюс впервые поручил Рашклиффу подготовить газету к печати, а сам взял выходной, они получили повестку в суд от адвокатов мистера Мика Джаггера. Рашклифф как ни в чем не бывало пожал плечами:

— История была так хороша, не хотелось ее проверять.

Они заплатили солидное возмещение ущерба и напечатали опровержение, а юристов предупредили, чтобы впредь они более тщательно проверяли статьи мистера Рашклиффа.

Даже некоторые опытные журналисты согласились войти в состав редколлегии. Их спрашивали, почему они оставили надежную работу ради «Глоуб». В ответ они говорили, что им предложили контракт на три года — на таких условиях можно работать где угодно.

В первые недели под руководством Келли тиражи продолжали снижаться. Редактору хотелось детально обсудить эту проблему с Таунсендом, но босс вел бесконечные переговоры с профсоюзами типографских работников.

В день выпуска «Глоуб» в формате таблоида Брюс устроил прием в редакции и пригласил гостей посмотреть, как новая газета выходит из типографии. Его огорчило, что многие политики и знаменитости не смогли прийти. Потом он узнал, что они отправились на прием, который устроил Армстронг в честь семидесятипятилетия «Ситизена». Бывший служащий «Ситизена», теперь работающий в «Глоуб», уточнил, что на самом деле газете всего семьдесят два.