О, Хэнкус… Хэнк… Я всегда тебе говорил, что надо принять свою долю — и никак иначе. Но вот думаю — все это херня. Ты не хочешь принять, что нельзя увильнуть от того, от чего нельзя, и путь к известной точке спрямить не хочешь, как не хочешь и отделаться от глупых надежд на то, что уже видимое на горизонте авось мимо пролетит. Потому что это все одна и та же мысль, только на разные лады…

— Собрание объявляется открытым! Прошу всех встать и принести клятву о неразглашении…

Зашуршал гравий. Джо вскочил со своего пенька, прильнул к заветным разверстым дюймам окна. Теперь зал был залит светом, а большинство мест — заняты. Хови Эванс постучал по трибуне президиума и повторил:

— Собрание открыто, прошу тишины! — Он кивнул, и со стула за его спиной поднялся Флойд Ивенрайт с охапкой желтых бумаг. Флойд подвинул Хови Эванса в сторонку и разложил бумаги на трибуне.

— Суть дела в следующем, — сказал он. За окном Джо Бен поддернул каретку «молнии» до горла, внюхиваясь в первые далекие намеки дождя…

Старый дранщик как раз выгрузил из пикапа гонт и решает, что можно посидеть минутку, собраться с силами перед тем, как преодолеть эти несколько ярдов до конторы и получить свое у бригадира. От дома за лесопилкой, где живет бригадир с женой, тянет печенкой с луком. Огорчительно, что нет в его жилище над каньоном хозяйки, которая напитала бы атмосферу такими приятными запахами, как запах печени с луком. Конечно, он не впервые испытывает подобное огорчение — много раз подумывал; и в дни запоев уделяет идее женитьбы мыслишку-другую… Но сейчас, когда он порывается встать, полный заряд его шестидесяти годов бьет в поясницу, как молот в шестьдесят фунтов, и он впервые допускает мысль о несбыточности своей мечты: никогда не будет у него хозяйки: старость не радость… «А и ладно: всегда говорил, что одному жить краше!» — скрипучая, пескосыпучая, вспинустрелючая старость.

Рои туч проносятся по небу. Ветер усиливается. Ли пробирается через кишащее лягушками болото, влекомый к морю. Дженни, томимая духовной потребностью, раздумывает, не предпринять ли очередной поход в гости к Библии. Джонатан Дрэгер слушает чересчур драматичные отклики на известие о сделке Стэмперов с «Тихоокеанским лесом Ваконды» и записывает: «Нижайшие из подлецов вознесут на вершины высшие, нежели величайшие из героев».

И когда Флойд Ивенрайт приступает к оглашению итога своей всеобъемлющей претензии к Стэмперам, соглядатай противной стороны мчится по тротуару с докладом в штаб, и все его предосторожности выброшены в груду беспечного мусора в переулке. Надо позвонить Хэнку, все решает скорость — но и скрытность тоже… Проделанная шпионская работа даст им хоть какую-то фору перед профсоюзом лишь в том случае, если соблюсти тайну, чтоб профсоюз не знал, что они знают… Но позвонить надо прямо сейчас! А телефон есть в «Коряге» — может, не самый конфиденциальный, но ближайший…

— Ивенрайт рассказал все и даже больше, — известил Джо Хэнка и всех, кто был в баре. — И те, которые вытерпели Флойдов треп и уловили суть, порядком озверели. Говорят, что ты — пиявка на теле города, и обращения требуешь соответствующего. Да, много гадостей наговорили. Говорят, лучше тебе не торчать у них на дороге, Хэнк. Что делать думаешь?

А когда повесил трубку — ему показалось, будто кто-то в дальнем конце бара поинтересовался, что же сказал Хэнк.

— Хэнк говорит, может, сейчас подъедет в город и посмотрит, что почем! — воинственно объявил Джо. — Будьте спокойны: если кто думает, будто Хэнк Стэмпер в страхе убежит в горы только потому, что кто-то кулачками в его сторону потрясает, то лучше такому мыслителю своей башкой орехи колоть.

Рэй, талантливая половина Субботнего Ночного Оркестра, едва-едва оторвал взгляд от своего скотча — «Великое дело!» — но в другом конце бара Мозгляку Стоукс припас речь несколько пространнее:

— Жаль, жаль… что Хэнка погубило воспитание, ибо родитель его исполнен гордыни. С его энергией он мог бы внести достойный вклад в общественное благо, а не уподобиться оторванному от земли клочку, смытому в море…

— Следите за речью, мистер Стоукс, — посоветовал Джо. — Хэнк вам не клочок!

Но Мозгляк пребывал вне досягаемости советов, а взор его вперился в трагедии, что вершились вне этих стен.

— «Потому никогда не спрашивай, по ком звонит колокол, — высокопарно молвил он сквозь свой грязный носовой платок, — он звонит по тебе».

— По дерьму он звонит, — оспорил менее высокопарный голос из глубины бара, тоскующий по печени с луком. — Все срань собачья. Всю жизнь проживешь в одиночестве и уж точняк в одиночестве сдохнешь, я всегда говорю.

Вернувшись домой к Джен и детям, Джо Бен лишь через малярную кисть сумел кое-как спустить пары возбуждения, но все равно каждая минута тяготила его, будто якорь, волочащийся по илу. И к тому времени, когда заявился Хэнк с дрожащим Лиландом на буксире, Джо покрыл оконные рамы аж двумя слоями белой «утренней дымки» и замешивал краски для третьего.

Лишней одежды для Ли не нашлось, поэтому, пока Джо возил детей с их масками и бумажными мешками по окрестностям, а Хэнк ездил в закусочную за гамбургерами, Ли сидел у калорифера, закутанный в заляпанную краской простыню, и мечтал о домашней постели. Для него было загадкой, какую нужду испытывает Хэнк в его обществе на этом ночном шоу в этом О'Кей-Салуне? Я — цветок деликатного свойства, напоминал он себе, криво усмехаясь; может, Хэнк надеется, что если там начнется буза, меня наконец затопчут? Какие еще могут быть у него причины, чтоб настаивать на моей компании?

Хэнк бы и сам затруднился объяснить свои мотивы, но одно знал точно: присутствие Ли в «Коряге» сегодня ночью — действительно важно для него… может, чтоб малыш воочию убедился, что за мир бурлит вокруг его головы, которая так упорно отказывается замечать этот реальный мир с реальными перипетиями. Не то, что его эти книжки-сказки-раскраски, этакие страшилки, которыми так обожают себя стращать он и ему подобные. Вроде того несусветного дерьма на пластинке, что он ставил ночью. Которое он сам величает музыкой, хотя любому ясно, что там мелодии не больше, чем смысла. Может, в этом и заключается одна из причин, чтоб тащить его с нами в «Корягу»…

— Держи бургер, Малой. Порубай. — Он поймал белый бумажный пакет, подброшенный Хэнком. — Хочу, чтоб ты посмотрел, как лесные ребята утрясают свои дрязги! — И съел, поглядывая на Хэнка с тревожным недоумением (какие дрязги?).

…А может, причина в том, что я хотел подарить мальчику билет на сплав по Ниагарскому водопаду в кофейной банке, на этот раз — в присутствии взрослых, со мной. Чтоб он убедился: тот псих, им помянутый, может не только выжить в этой экскурсии, но даже получить от нее удовольствие. (О какого рода дрязгах ты говоришь, брат? — недоумевал я, и моя самодовольная ухмылочка сменялась улыбкой жалкой и беспокойной. — Уж не женского ли, часом, рода дрязги, когда, например, кому-то вздумается пофлиртовать с супругой одного из таких лесных ребят?)

К тому времени, когда мы покончили с бургерами и фри, шмотки Ли вполне высохли, а Джо Бен от нетерпения уж принялся круги по дому нарезать. Джо как раз привез Писклявочку, близнецов и Джонни с обхода территории, и был готов начать собственную кампанию под лозунгом «Пирожок или жизнь!» Джо всегда раздувал ноздри при виде суматохи, если она касалась меня.