Машину пришлось пристроить двумя колёсами на тротуаре-тропинке – иначе не разъехаться со встречным транспортом, – выйти из авто и спуститься вниз по улице. Там, в самом конце, на повороте почти в сто шестьдесят градусов, располагался продуктовый магазинчик с покоцанными прилавками, но хорошим ассортиментом прохладительных напитков, печенья и гостеприимным хозяином с говорящим именем Ашот.

  Ашот был старше пятидесяти лет и весил больше сотни килограмм. Время от времени Дамир мечтал повернуть его лысую голову с пышными усами до щелчка, потому что тот пялился на его жену. И не только Ашот. Любой обладатель штанов от двенадцати до ста двух лет не мог оторвать взгляда от синеглазой.

  А как, шайтан, не смотреть ей вслед, пытаясь оттрахать взглядом? Дамир и сам мысленно распластал Элю на прилавке и отымел до тёмных точек в глазах, когда переступил порог магазинчика. Кто, скажите на милость, ходит в магазин в таком виде? Это не платье – это искушение в чистейшем виде. Соблазн, созданный вводить в греховные мысли любого, у кого по венам бежит мужская кровь. Почти облегающее, открывающее одновременно и линию декольте, и ноги по самое не балуй. С рисунком, подчёркивающим изгиб бёдер и талию.

  Платье самолично, сдуру, купил Дамир, видя, как загорелись глаза Эли в примерочной. Купил! Потому что голова в тот момент не соображала, вся кровь ушла вниз. Каменный результат этого процесса он был вынужден придерживать рукой, надеясь, что джинсы не выдадут его. Купил! И запретил надевать куда-либо, кроме дома. И дома не надевать, пока там находятся рабочие. Но она надевала, ходила, и отправилась в магазин. Стоит, улыбается и в ус не дует, сверкает синющими глазами и приговаривает:

  – Полкило «Венского» печенья ещё.

  – Донесёшь, красавица? – лысая башка Ашота сверкнула испариной, а губы растеклись в масленую улыбку.

  – Донесёт, – Дамир сделал два шага вперёд, обхватил Элю за талию, собственническим жестом прошёлся по бедру и совершенно беспардонно устроил ладонь на ягодице. Едва удержался, чтобы не шлёпнуть с оттягом. Это было бы слишком откровенно, незачем сильнее будить воображение глазеющих на представление. Хотя, куда уж сильнее, в таком-то виде.

  – Ой, – пискнула Эля.

  – Ещё два «Грушевого», – невозмутимо продолжил Дамир. – Сок персиковый и тыквенный, да, три литра, – племянники любили тыквенный сок местного комбината в трёхлитровых банках. Серафима – лимонад. Эля столько не донесёт, Дамир зашёл – заодно и купит.

  Она ещё и недовольно косится! Посмотрите на неё! Дамир едва не топнул от досады, но ограничился сжатыми зубами. Взял пакет в правую руку, левой притянул к себе Элю и подтолкнул в сторону выхода, позвоночным столбом чувствуя взгляды вслед.

  – Здрасти вам, – буркнула Эля, забираясь на заднее сидение.

  – Привет, – Карима скользнула взглядом по Эле, понимающе покосилась на брата и уставилась в лобовое стекло. Там находилась масса интересного: впереди узкая, пыльная дорога, куча строительного мусора у соседского коттеджа на двух хозяев и недостроенный забор.

  Ворота открылись от брелока, Эля тут же выскочила, ловя Кирпич, норовившую проскочить между колёсами, Дамир привычно ждал, когда утихомирят мохнатую морду. Выходящего из авто Дамира чуть не сбила с ног довольная Серафима, с визгом вываливающая новости за день: Эльдар сломал её кукольный замок, но она вовсе не в обиде. Он же мальчик, а что с мальчика взять, только анализы.

  Мысленно Дамир схватился за голову, в который раз подумав, садик – зло. Даже частный и самый элитный. Приведут одного ребёнка с сомнительным воспитанием – и словарный запас всего сада пополнен. Однако социум дочери необходим, тем более, через год - в первый класс.

  На крыльцо с недостроенной балюстрадой вышла Муза – бывшая соседка Эли. Дамир после первого знакомства решил, что женщина – идеальный кандидат в няни Серафимы. Муза – бывший научный сотрудник, умная и добропорядочная женщина, не имела опыта работы с детьми, зато вырастила своих, души не чаяла во внуках и искренне была привязана к Серафиме. В дальнейшем она приняла на себя обязательства присматривать за братиками Юнусовыми, и мальчишки нашли общий язык с няней.

  Может кому-то и требовалась гувернантка с восемью высшими педагогическими образованиями, Дамир помнил, сколь много дала ему эби, не закончившая и десяти классов. Муза виделась ему идеальным человеком, которому он мог доверить дочь и племянников.

  Мальчишки рванули к Кариме, им не хватало материнского внимания, ласки. Дамир мог лишь скрипеть зубами на ситуацию. Шайтан! Карима могла нанять управляющего, даже если платить придётся Дамиру или отцу. Главное – дети будут видеть мать. Игры в эмансипацию, хренов феминизм порядком злили. В мире давно всё перевёрнуто с ног на голову, но дети остаются детьми. Они всегда, при любом общественном строе нуждаются в тепле материнских рук. Ради каких благ его сестра лишает сыновей самого главного – её присутствия в их жизни?!

  Оставалось вздохнуть, скрыть раздражение, подхватить пакет из магазина и направиться в дом, по пути слушая детские визги и восторженное подвывание собаки. Эля скользнула в дверь раньше, явно с намерением испариться с глаз мужа. Переждать бурю в тишине. Не тут-то было, дорогая моя.

  – Пойдём, поговорим, – Дамир подхватил Элю под локоток, не сильно, но явно сдавливая.

  – Пакет надо разобрать, – буркнула в ответ виновница состояния Дамира.

  – Ничего с пакетом не случится, – автоматически он водрузил пакет на кухонный стол и отодвинул стоявший рядом стул. С Кирпич станется в погоне за вкусненьким свалить содержимое на пол. Она могла дотянуться и без стула, но в пёсьих мозгах это считалось моветоном. Леди требовался стул. – В спальню, – отдал он приказ, прислушиваясь к происходящему в доме. Рабочие на втором этаже. Дети во дворе. Карима не пошла за братом, видя его настроение, а Муза там, где младшее поколение.

– Переоделась, быстро, – отчеканил Дамир после того, как заволок Элю в спальню и закрыл дверь. Теперь только пожар выманит его, а Эля выйдет, когда он сочтёт нужным – после смены внешнего вида. Его жена не станет ходить с надписью «трахни меня» по улицам, перед посторонними мужиками. Пусть обижается, злится  и не разговаривает. Он переживёт. – На! – швырнул на кровать брюки из льна и первую попавшуюся футболку.

  – Да я сварюсь в этом! – Ты посмотри на неё, так и прожигает васильковым взглядом! Сварится она! Это Дамир сейчас сварится от нестерпимого желания завалить поморочку и… Зажмурился от горечи, вихрем закручивающейся в животе, растекающейся по телу. Нет! Больше он не станет переводить конфликты в горизонтальную плоскость, не станет вестись на провокации Эли.

  – Возьми, в чём не сваришься, – он рванул створку шкафа и уставился на Элю. Та обогнула Дамира, испепеляя васильковыми всполохами, встала на цыпочки, в поисках того, в чём не сварится, следом нагнулась, прогибая поясницу, выставляя напоказ упругие ягодицы. Шайтан!

  Горечь проникала в лёгкие, разгоняла кровь до неимоверных скоростей, закручивалась в ураган, заставляя слышать удары собственного сердца, а руки – подрагивать от жгучего желания прикоснуться к женскому телу.