собирался к тебе на концерт, гулял по городу, проходил мимо и решил зайти. А ты исполнил песню. Я не верю, что это совпадение. Или у тебя есть шпионы в моём ближайшем окружении, или тебе это продиктовали откуда-то…

Он показал пальцем на потолок. Городецкий отхлебнул из стакана. А гость закончил.

– Если Оттуда – то тебя мне послала Судьба. А с посланниками Судьбы надо дружить. Так что – твоё здоровье!

– Будь! – Городецкий ещё не полностью обрёл дар речи. Но то, что гостю он скорее понравился, чем нет, понял. Они выпили брудершафт и обнялись.

Слава Те, Господи, пронесло! – присутствовавшие в гримёрке музыканты первыми сообразили, что на Колыму отъехать не придётся, а совсем даже наоборот. Улыбки, смех, аплодисменты.

– Я как увидел тебя – чуть не обосрался! – сообщил Городецкий под общий смех присутствующих.

– Потом как-нибудь. Потому что ты прав. Меньше всего я хотел бы стать вам всем конвоиром…

А отец Санни почему-то Городецкого сначала любил, а потом – разлюбил. Кстати, да. Сейчас на дворе уже начало 1997-го, Джордж сидит в гостиной первого этажа своего собственного особняка, а в гостях у него – прекрасная юная красавица.

– А почему всё-таки Санни? – пожалуй, лучше сменить тему.

– Папа рассказывал, что, когда я родилась, у меня были рыжие волосы, и я была похожа на солнышко. А мама была гидом в «Интуристе», английский был для неё как родной. Sunny. Наше солнышко. – Девушка вздохнула. – Остальное, наверное, вам… тебе уже сообщили?

– Я знаю только то, что твой папа погиб как герой. И... Наверное, я действительно всегда буду помнить их всех. Начиная с троих ребят из «Беркута», погибших от рук гэбэшников в августе девяносто первого, когда они защищали моё жилище. Я не помню всех поимённо, а общее число – помню. Ночь с третьего на четвёртое октября. Пятьдесят один «беркут». Двадцать семь «даманцев». Семьдесят четыре милиционера. В основном – молодые парни. Сейчас они должны были жить и воспитывать таких юных красавиц, как ты…

Он наклонился к руке гостьи и поцеловал её.

– Меньше всего я хотел, чтобы их дети сейчас росли сиротами, Санни. Если ты считаешь, что я виноват в гибели твоего папы – то прости меня, если сможешь. И не считай пошлой банальностью, что у меня не было другого выхода. У меня его действительно тогда не было.

Он поднял глаза на гостью.

Нет, определённо – истинная юная леди. Она не расплакалась, хотя ей явно очень хотелось. Она даже нашла силы улыбнуться.

– Я знаю, Джордж. В девяносто третьем я уже понимала, что происходит. Тем более генерал Хруцкий сам, при мне, говорил папе…

Она мгновенно замолчала и отвела глаза.

Генерал Хруцкий? Говорил её отцу? Он же был тогда одним из главарей мятежа. Как это?

Так, Лиандер, проехали! – мысленно сказал Джордж сам себе. Даже если что и было – возьми пример с Санни и побудь сейчас джентльменом, достойным этой маленькой героической леди. Ты ничего не слышал. Или не понял.

– Санни, прости, я не хотел... Мне самому так же больно об этом вспоминать – а я устроил тебе чуть не допрос.

Она была не только юной леди. Она была ещё и девушкой неполных 17 лет, вчерашним подростком. И сейчас она расплакалась. Джордж обнял её, прижал к себе. Уткнувшись ему в лацкан пиджака, Санни, наконец, произнесла то, что хотела. Очень испуганно.

– Папа был на стороне Верховного Совета.

Опять этот кошмар. Проклятые воспоминания. День четвёртого октября, стадион неподалёку от бывшего Дома Советов. Джордж пришёл туда, чтобы в последний раз увидеть Маю, уже мёртвую. А там сортировали трупы, складывая их десятками. Бледная с косой уравняла их всех. Человек в форме «Беркута» – и молодчик с красной звездой на рукаве куртки. Милиционер – и кто-то бородатый с шевроном «Православие или смерть». Солдат Даманской дивизии – и боевики из «армии Приднестровья». Хруцкий с Мак-Алестером умудрились собрать под свои знамёна всю красно-коричневую плесень этого государства да ещё поперчить сверху монархистами, анархистами и кем угодно ещё. А сейчас их всех раскладывали рядами по десять трупов для простоты подсчёта. Всех вместе. Где-то среди этих ряженых казачишек и солдат «армии Приднестровья» был и офицер Флетчер, позже похороненный в одном ряду с «даманцами», защищавшими власть Джорджа? Да и наплевать, пусть так! Я хочу забыть это, забыть, как страшный сон, Господи! Проснуться в своей спальне, на первом этаже собственного дома, чтобы рядом спала эта юная красавица с медовыми глазами, а всё остальное... Да, сон – и не более того.

– Ну и хорошо, солнышко! – он наклонился к гостье и поцеловал её. – Твой папа был на стороне Верховного Совета. А ты поняла потом что-то самое главное – и пришла, чтобы поддержать меня... Спасибо, Санни! Поверь, я могу оценить, как нелегко тебе это далось. И постараюсь оказаться достойным тебя. Давай ещё немножко выпьем?

Гостья кивнула. И выпалила скороговоркой, пока Джордж разливал вино по бокалам.

– Наверное, это моё проклятие. Но у меня очень плохо получается врать. Я в любом случае сказала бы это. Не могу по-другому... Папа был именно за Верховный Совет, а Эльцера считал узурпатором.

– Ну и хорошо, Санни. Выпьем за наше с тобой прекрасное будущее, моё солнышко! – платком Джордж вытирал слёзы с лица девушки. И совершенно искренне ей улыбался.

Господи, лишь бы она больше не забивала свою прекрасную головку этой ерундой. Комдив Даманской дивизии тогда колебался до последнего. Неудивительно, что после он подал Джорджу лживый рапорт – мол, все мои орлы, как один, героически... Двадцать семь человек головы сложили, защищая вас и Северную Федерацию. Теперь вот выясняется, что не все. Кто-то из них, взяв своё оружие, встал в ряды мятежников. Но какая теперь разница? И как это объяснить красавице, сидящей на диванчике напротив него?

Э нет, хватит объяснений. Все вопросы – потом.

– Обними меня! – попросил он. Гостья обхватила его шею руками, а Джордж подхватил её и встал с дивана. – Держись за меня крепче, Санни!

Пинком открыв двери гостиной, он бережно