— Смотри, — мама подошла к моему дивану, но не присела. — Ты тут побудешь немножко одна, хорошо? Хотя бы пару месяцев. Сможешь?

— А что у меня есть варианты?

— Я поговорила с Тамарой Андреевной. Она обещала тебе во всём помогать. Деньги я буду переводить. Папа тоже. Весной сдашь ЕГЭ и… — она замялась. — Если захочешь, сможешь переехать к нам.

— ЕГЭ через шесть месяцев.

— Но ты же согласна, что нужно закончить школу?

— Ты мне сказала тогда, что я разбила тебе сердце и сама во всём виновата. Что я плохая и никого не могу любить. И я поверила. А как по-другому? Ты же была моей мамой, и я во всём тебе верила. Но ты меня обманула. Вот, как сейчас обманываешь. И пусть я, возможно, плохая, но я умею любить, и я ни в чём не виновата. Тебе просто было так легче меня бросить. И я всегда жила с уверенностью в том, что заслужила этот окружающий меня дестрой. А сейчас вижу, что дестрой — это ты и есть.

— Не понимаю, о чём ты, — мама поджала губы и глубоко вдохнула, приготовившись защищаться.

— О том, что можешь не волноваться, я никогда к вам не перееду. Ни через два месяца, ни через шесть. Там, в торговом центре я была не в себе. Думаешь, я не понимаю, почему ты сказала про два месяца? Потому что в феврале мне будет восемнадцать. И ты типа больше не обязана будешь за меня отвечать.

— Летом вступит в силу дедушкино завещание по квартире, ты станешь совершенно самостоятельным человеком и сможешь выстраивать свою жизнь так, как захочется тебе.

Мы разговаривали на разных языках.

— Отлично, — я смотрела на неё прямо, но она предпочитала не смотреть мне в глаза. — Потому что я планирую выстроить свою жизнь так, чтобы бы быть счастливой.

Конечно, когда она уехала, маленькая девочка во мне прорыдала всю ночь, но мы с этим справились. Взрослая я была наконец-то свободна.

Я отпустила маму, а она меня.

Отмечать Новый год Томаш предложил вместе в Питере. Звучало заманчиво и волшебно.

Мы взяли билеты на тридцатое января, а двадцать седьмного он отправил Дашу вместе с Марком и его женой на Мальдивы. Они предлагали ему поехать с ними, но Слава выбрал Питер со мной.

В этот день я не трогала его. Не звонила и почти не писала, поняв по коротким ответам, что он не настроен общаться.

Но двадцать восьмого, когда в школе проходил праздничный концерт, и Слава должен был его вести, он не пришёл. А из всех моих сообщений ответил только на одно, написав: «Я тебе позвоню завтра».

Всё это было очень странно и не похоже на Томаша. Так что вместо концерта я отправилась прямиком к нему домой.

Было уже два часа дня, но он открыл мне раздетый, в трусах, только вскочив с кровати.

Повсюду царил разгром и бардак, как бывало у нас с Кощеем во времена противостояния. Даже в «маминой спальне» всё было перевернуто вверх тормашками, а в раковине на кухне скопилась гора посуды.

— Ты чего это? — пока он натягивал штаны и пытался пригладить перед зеркалом волосы, я обошла квартиру. — Заболел?

— Да, наверное, — он неуверенно опустил глаза. — Плохо себя чувствую.

— Температура? — я потрогала его лоб, но он был совершенно холодный. — Что у тебя болит?

— Не важно, — он отмахнулся. — Просто плохо и всё.

— Это из-за Даши? — догадалась я. — Переживаешь?

— Просто нужно как-то свыкнуться с тем, что её нет и больше не будет, — сказал он так, словно речь шла о покойнике.

— Как это не будет? Прекрати! Она просто переехала вот и всё.

— Всё? — он мрачно посмотрел исподлобья. — Да, наверное, ты права.

— У тебя есть вечером работа? — я отдёрнула шторы, впуская зимний свет.

— Я уволился оттуда.

— Вот это новость! Когда?

— Сегодня. Позвонил и сказал, что больше не приду.

— Эй, — я села рядом с ним на край разобранного дивана. — Ну-ка перестань. Всё наладится, ты привыкнешь. Так бывает. Я понимаю. Сначала всегда грустно и пусто. Я вон даже по Кощею своему скучаю. И по Яге. Не думала, что вообще любила их. А выходит всё же любила капельку.

— Нет, ты не понимаешь, — категорично отрезал он. — Ты почти всю жизнь одна, ты ни к кому не была привязана, никто не был для тебя смыслом жизни. Если бы ты потеряла вдруг смысл жизни, как бы ты себя чувствовала?

— У меня нет смысла жизни, поэтому и терять нечего, — я попыталась отшутиться, но получилось немного наигранно. — Вечером в школе танцы. Пойдём?

— Иди одна. Я сейчас не могу веселиться.

— Типа ты в трауре?

— Нет, просто без настроения.

— Без тебя мне там делать нечего. Я хочу пойти с тобой, — обхватив его за шею, я прижалась к нему всем телом. — Хочешь, я тебе здесь всё уберу? Я теперь профи.

Слава медленно снял мои руки и отодвинулся.

— Даша сегодня закидала меня сообщениями о том, как скучает, и от этого совсем тошно.

— Ты жалеешь, что пошёл к Марку?

— Да. Очень. Знаю, что так было правильно, но всё равно жалею.

— Даша ещё маленькая. Ей будет не так сложно перестроится.

— Перестроиться что? Любить других людей? Забыть, что у неё есть я? Выкинуть меня из своей жизни?

— Перестроиться к новой жизни. Думаешь, ей легко было жить со всеми этими странностями: без матери, с психической Надей, скрываясь и постоянно опасаясь проверки?

— Тебе легко говорить, — мне показалось, что в его глазах стоят слёзы. — Ты никого не любишь, а если не любишь, то всё легко.

Я встала. Серые тени на стенах сбились в хоровод. День стремительно гас. Опечаленная фигура Томаша на фоне белой смятой постели была насквозь пропитана дестроем.

На комоде лежала горсть пуговиц. Машинально я взяла одну.

— Всё срезал к чёртовой матери, — пояснил он. — Нужно выбросить. Не хочу думать, что это может мешать мне жить.

Я провела ладонью по пуговицам, разравнивая их, затем, после некоторого молчания, всё-таки сказала то, что должна была.

— Вам с Дашей нельзя разделяться. Тебе нужно поехать к ним.

— Нет-нет, — по тому, как Томаш засуетился стало ясно, что он думал об этом. — Они о Даше позаботятся. Ты же не останешься одна. Ты же не сможешь.

— Ты назначил себя на роль моего опекуна?

— Я просто знаю, что тебе я нужнее, чем ей.

Его взгляд будто тоже погрузился в мир теней.

Ничего не отвечая, я сходила в коридор, достала из кармана серую Дашину пуговицу, пришитую «на любовь», принесла и бросила её к остальным.

— Даша пришила, чтобы я влюбилась в тебя. Ещё тогда, в самом начале. Какое-то время это работало, но потом я её отрезала. И если я и думала, что люблю тебя, то теперь этого нет. Всё прошло. Ты был прав, когда сказал, что я никого не люблю. Ты мне не нужен, Слава. Смешно вообще, что ты так подумал.