1. Решение ЦК ВКП(б) о журналах “Звезда” и “Ленинград” и задачи Гослитиздата.

2. Обсуждение состава сборников избр. произведений Н.Н. Асеева и И.Л. Сельвинского и третьей книги романа В.И. Костылева “Иван Грозный”.

3. Обсуждение плана полного собр. сочинений Некрасова. Таким образом, моя работа над Некрасовым должна будет обсуждаться в качестве одной из иллюстраций к речи тов. Жданова о Зощенко, Ахматовой и проч. Я пришел в ужас… Бессонница моя дошла до предела. Не только спать, но и лежать я не мог, я бегал по комнате и выл часами… К счастью, все обошлось превосходно. И все это было наваждением страха» (98).

Но, конечно, далеко не все заканчивалось таким хэппи-эндом. Так, уже готовившийся к публикации в 1946 году роман «Мастер и Маргарита» после постановления «О журналах “Звезда” и “Ленинград”» из планов был срочно изъят и пришел к читателю, как мы помним, лишь спустя двадцать лет.

Власть, перейдя в наступление на идеологическом фронте, на достигнутом не остановилась и инициировала целую череду различных идеологических постановлений ЦК ВКП(б): «О репертуаре драматических театров и мерах по их улучшению», «О кинофильме “Большая жизнь”», «Об опере Мурадели “Вечная дружба”» и др. Они дали сигнал к публичной проработке многих выдающихся деятелей культуры, в том числе Э. Казакевича, Ю. Германа, С. Прокофьева, А. Хачатуряна, Д. Шостаковича, С. Эйзенштейна и др. Но что касательно именно М. Зощенко и А. Ахматовой, то уже 13 мая 1947 года публиковать произведения Зощенко снова официально разрешили. Ахматова же 14 февраля 1951 года получила официальный документ о своем восстановлении в Союзе писателей СССР. А ведь незадолго до того состоялись казни обвиняемых по «Ленинградскому делу»… Контраст впечатляющий и он обнаруживает, против кого в действительности была направлена атака в 1946 году. Л. Берия и его сподвижники могли праздновать полную победу над ждановцами, а победителю полагается быть великодушным[113]. А знаменитое постановление, жертвами которого стали Ахматова и Зощенко, лишний раз напомнило «разбаловавшимся» во время войны интеллигентам их место при государственной кормушке: «ЦК ВКП(б) в постановлении от 14/VIII 1946 о литературно-политических журналах “Звезда” и “Ленинград” со всей резкостью подчеркнул, что советские журналы как научные, так и художественные, не могут быть аполитичными. Они должны руководствоваться тем, что составляет жизненную основу советского строя, – его политикой», – назидательно писала Большая Советская энциклопедия (99).

Вскоре после смерти Сталина, как бы предвкушая грядущую «оттепель», был созван Второй съезд советских писателей (декабрь 1954 г.). Живописнейшее описание его оставил Ю. Нагибин, хочется привести его максимально дословно: «Как в бреду, как в полпьяна – две недели жизни. Выбрали – не выбрали, назвали – не назвали, упомянули – не упомянули, назначили – не назначили. Я, кажется, никогда не доходил до такой самозабвенной ничтожности… И само действо съезда, от которого хочется отмыться. Ужасающая ложь почти тысячи человек, которые вовсе не сговаривались между собой. Благородная седина, устало-бурый лик, грудной голос и низкая (за такое секут публично) ложь Федина. А серебряно-седой, чуть гипертонизированный, ровно румяный Фадеев – и ложь, утратившая у него даже способность самообновления; страшный петрушка Шолохов, гангстер Симонов и бледно-потный уголовник Грибачев. Вот уж вспомнишь гоголевское: ни одного лица, кругом какие-то страшные свиные рыла» (100). «Съезд писателей»! и на тебе – «рыла».

Белый и пушистый Нагибин продолжает: «Не забыть, как мы вскакивали с рюмками в руках, покорные голосу невидимого существа, голосу, казалось, принадлежавшему одному из тех суровых святых, что взирали на наше убогое пиршество со стен Грановитой палаты. Покорные этому голосу, мы пили и с холуйством, которое даже не могло быть оценено, растягивали рты в улыбке (Основной банкет шел в Георгиевском зале, и нам он транслировался по радио.)» (101). Как видим, после смерти Сталина писатели, пусть даже и в дневниках, снова осмелели. Да что там писатели! На заседании редколлегии идеологического журнала «Вопросы истории» сам редактор партийного издания сказал: «Вот письмо мерзавца Сталина к товарищу Троцкому» (102). А разные выпуски т. н. советских «народных» пословиц: в 1948 году «Сталинский указ, что отцовский наказ», «За Сталиным идти – в счастьи жить и цвести»… В издании 1961 года те же «народные мудрости» звучат уже иначе: «Ленинский указ, что отцовский наказ», «За Лениным идти – в счастьи жить и цвести». Смех, да и только.

ХХ съезд породил множество вопросов: какова степень дозволенной свободы в новых условиях, будут ли наказаны виновные в массовых репрессиях, какие задачи работодатель (государство) ставит перед писателями ныне? Выход нового издания Большой Советской энциклопедии, официального кладезя мудрости, срочно приостановили. Она как раз дошла до буквы «С» и следующий том предполагалось полностью посвятить Сталину, Сталинским премиям, Сталинской конституции и т. д. А здесь начинались разночтения. И далеко не всегда ответ был очевиден. А. Мариенгоф, друг С. Есенина, доживший до тех дней миновав жернова репрессий, возмущается:

«Киевский стихоплетишка Микола Бажан, дослужившийся на Украине до какого-то министерского портфеля, выступая в Москве, в Союзе писателей, сказал: “Среди нашей интеллигенции нашлись, к сожалению, неустойчивые люди, которые думали в панике, что необходима переоценка всех ценностей, полная смена вех. Неправильно ставился вопрос и о личности И.В. Сталина. Многие ретивые редакторы дошли до того, что имя Сталина стали вычеркивать из наших произведений… Зачеркивать все, что было сделано Сталиным доброго, зачеркивать весь тот путь, который мы прошли, веря в Сталина как в воплощение наших мечтаний и идеалов, видя в Сталине воплощение партийной воли и партийного руководства, было бы недостойно честных советских людей и честных советских писателей”» (103). Как видим, далеко не все сразу стали на путь разоблачения «культа личности», которое на манер «освобождения крестьян» императором Александром Вторым, было спущено сверху.

Антисталинский посыл новой власти во многом был необъективен и посвящен решению сиюминутных политических задач. Доклад Н. Хрущева изобиловал не только дутыми цифрами, но и откровенными передергиваниями фактов, направленных на то, чтобы унизить и десакрализировать фигуру предшественника. Так, Никита Сергеевич утверждал на ХХ съезде, что Сталин скрыл от партии завещание Ленина. Писатель Ф. Чуев вспоминает в этой связи: «У отца на полке хранилось несколько политических книг, и среди них одна, изданная в 1936 году, где приводятся наиболее острые отрывки из ленинского завещания, причем с комментариями Сталина (сборник произведений к изучению истории ВКП(б). Политиздат, тираж 305 тыс. экземпляров» (104). Между тем, известный английский историк, который считается специалистом по истории СССР Дж. Хоскинг, опираясь на мнение Н. Хрущева, делает абсурдный вывод о том, что «для Сталина невыносимо было само существование людей, которые были просто товарищами Ленина, тех, кто мог знать о его завещании» (105).