– А почему бы тебе не пойти к чертям? – отрезает она, выключает монитор, поворачивается ко мне спиной и притворяется спящей.

В офис я хожу три дня в неделю. У меня теперь собственная карта-пропуск в здание, в офис и в мужской туалет. Мне выделили кабинет с узким окном – Чинь Лан сидит в ячейке снаружи. Я часто прошу ее зайти и прочесть вслух какой-нибудь рассказ Никсона, а для нее это практика в английском языке. Интересно слышать слова Никсона с хорошим китайским акцентом.

Девять из этих рассказов почти закончены. Я пересматриваю их, аккуратно выделяю нить повествования, слегка убираю лишние отступления. Для человека, очень не любившего болтать, Никсон в своем творчестве почти велеречив.

– Как лучше всего связаться с миссис Эйзенхауэр? – спрашиваю я у Ванды. – Тут есть рассказ, мне хотелось бы, чтобы она подумала насчет послать его в журналы.

– Я ей передам, – говорит Ванда. – Какие журналы?

– «Нью-Йоркер», «Атлантик», «Харперз», «Вэнити фэр». Да черт побери, можно и в «Пэриз ревю».

– А если «Мак-Суини» или «Ван стори»? – спрашивает Ванда. – Они способны рискнуть.

– Отлично, давайте разошлем повсюду, – говорю я, не подавая виду, что понятия не имею, о чем она говорит.

– У меня дополнительная специальность – сочинение художественных произведений, – говорит Ванда с большим оживлением. – Миссис Э. на линии, – сообщает она через час, позвонив для этого мне в офис на молчавший до того телефон. – Нажмите мигающую кнопку, чтобы ответить.

– Большое спасибо!

Через минуту светского разговора я делаю свое предложение:

– В конечном счете куда легче будет продвинуть сборник, если сначала будут опубликованы некоторые рассказы из него. Тут есть один, который уже готов к выходу, но думаю, под каким именем?

– То есть как это – под каким именем?

Тон агрессивный, будто она думает, что я хочу поставить свое.

– Ричард Никсон? Р.М. Никсон? Р. Никсон? Зависит от того, насколько вы хотите «засветиться», насколько очевидным должно быть указание.

– Интересный момент, – говорит она. – Давайте я обсужу это с родственниками и вам дам знать. Рассказ этот можете мне прислать?

– Разумеется. Вам чистовой вариант или все черновые версии?

– И то и другое, если вы не возражаете.

– Я прочла рассказ, – говорит мне в понедельник миссис Эйзенхауэр взвешенным тоном. – В исходной версии тысяча сто семьдесят слов, а в вашей – меньше восьмисот.

– Да, – отвечаю я. – Постарался изо всех сил, сделал короче краткого, – то, что называется «телеграфный стиль».

– Вы много вырезали.

– Смотреть надо не на число слов, а на воздействие. В этом конкретном рассказе словарь ограничен, и я не знаю, сколько выдержит читатель, пока дойдет до ударной фразы.

– «Ублюдок», – говорит она.

– Да, именно до этой.

Она отвечает не сразу.

– Мой отец был не очень подвержен спонтанному юмору, но когда давал себе волю, тут было на что посмотреть. Он наяривал на пианино песенки, и мать с ума сходила. Мы от смеха лопались. У меня хранятся его письма, которые он писал мне в детстве, – очень официальные, но полные добрых советов. Он всегда хотел, чтобы было хорошо, но всегда чувствовал свое одиночество. Какова бы ни была его цель, путь он к ней должен был найти свой. Такая жизнь берет свою дань, и больше с матери брала, чем с него, – вспоминает она. И вдруг обрывает себя: – Хорошо. Рассылайте. Подпишем «Ричард М. Никсон».

– Спасибо, – говорю я и вешаю трубку.

Пишу черновик сопроводительного письма:

Дорогой мистер Трайсман!

К сему прилагается художественное произведение огромного исторического значения. В последнее время я имел удовольствие и обязанность разбирать и готовить к публикации прозаические материалы Р.М. Никсона, который в представлениях не нуждается. Хотя давно известно, что Никсон составлял тщательные заметки по любому вопросу, некоторый набор материалов был исследован лишь в последние несколько месяцев. Этот рассказ Вы читаете первым, поскольку я решил, что наилучшее место для его появления – это страницы «Нью-Йоркера». Жду Вашего ответа, затаив дыхание.

Заранее благодарен.

Гарольд Сильвер.

Снова звонит телефон.

– Я не готова сейчас выходить на публику, – говорит она мне. – Прошу вас продолжать работу, и поговорим, когда весь сборник будет готов.

– Разумеется, – говорю я.

Шарик сдулся.

Рикардо приезжает на неделю. Я вожу его в школу, домой его привозят на автобусе. Дома правила: в будни телевизор не включается, никаких видеоигр и без сахара.

– И что мне в этом хорошего? – спрашивает он.

– Что я о тебе забочусь.

Вечером мы играем, делаем уроки и гуляем с собакой. Я проверяю у него грамматику, математику, слежу, чтобы он мылся и принимал свои лекарства. Я готовлю ему завтрак и даю с собой перекус на дорогу домой на автобусе. К концу недели я готов ручаться, что дела у него лучше, но не знаю, то ли это правда так, то ли я к нему привык.

Я звоню в департамент социальных услуг – удостовериться, что нас рассматривают для одобрения в качестве приемной семьи.

– Ваши документы рассматриваются, и больше мы пока ничего сказать не можем, – сообщает мне женщина по телефону. – У вас есть рекомендации, справки, письмо из банка и заключение психиатра?

– Я ждал, пока вы скажете, что это нужно.

– Никогда не ждите нас, действуйте. А мы догоним.

– Хорошо, тогда есть какой-нибудь психиатр, которого вы рекомендуете? Который «в системе»?

– Понятия не имею. Я тут новенькая – обычно работаю в отделе механических транспортных средств. Не кладите трубку, я спрошу.

Жду, кажется, целую вечность.

– Никого не могла найти, поэтому покопалась по файлам одобренных семей. Вот несколько фамилий, к кому они обращались.

Я записываю, гуглю по фамилиям и звоню тому, у кого офис поближе.

Звонит кузен Джейсон – он получил от Джорджа письмо по электронной почте.

– Странно как-то, нет? Он же в тюрьме?

Я не признаюсь, что подарил Джорджу на день рождения айпад.

– Он меня зафрендил на Фейсбуке и послал сообщение: «Я всегда знал, что ты гей, так что прости, если смутил тебя на семейном обеде». Я подумал, что он участвует в какой-нибудь программе «двенадцать шагов» и заглаживает прошлые грехи. Не стал бы принимать это всерьез, но он говорил очень конкретно. Вчера он мне написал, что все мои друзья на Фейсбуке такие мужественные красавцы, и он готов ручаться, что в «этом» у меня недостатка нет. Я не знал, что сказать, потому и не ответил. Сегодня пришло еще одно – он спрашивает, есть ли у меня кто-нибудь в «Святой земле» и чтобы с банковским счетом.