Этот вопрос вызывал после окончания войны острые дискуссии советских полководцев Г. К. Жукова и В. И. Чуйкова. По оценке В. И. Чуйкова, «Берлином можно было овладеть уже в феврале, а это, естественно, приблизило бы и окончание войны»[274].

В. И. Чуйков также писал: «Что касается риска, то на войне нередко приходилось идти на него. Но в данном случае риск был вполне обоснован. В Висло-Одерскую операцию наши войска прошли уже свыше 500 км, и от Одера до Берлина оставалось всего 60–80 км»[275].

У Жукова была другая точка зрения. Он утверждал: «Должен сказать, что в наступательной операции на Берлин не все обстояло просто, как это кажется В.И. Чуйкову»[276]. Далее в своих «Воспоминаниях и размышлениях» маршал Жуков подробно разобрал причины, которые стали препятствием на пути продвижения войск 1 — го Белорусского фронта к Берлину и помешали в феврале 1945 года захватить германскую столицу. Причины достаточно убедительные. Никто, кроме Г. К. Жукова, не мог бы более точно оценить обстановку, которая сложилась в конце января — первой половине февраля 1945 года на Берлинском направлении.

Одна из причин — отвлечение части сил 1-го Белорусского фронта для ликвидации группировки немцев в Восточной Померании, которая, как считали в Ставке, получила в это время значительное усиление. Вот что по этому вопросу писал Жуков: «Оценивая сложившееся положение, Ставка Верховного Главнокомандования решила в целях ликвидации гитлеровцев в Восточной Померании, силы которых к этому времени возросли до сорока дивизий, привлечь четыре общевойсковые и две танковые армии 1-го Белорусского фронта».

Историк М. Ю. Мягков, оценивая эту ситуацию в 2004 году, писал: «Советскому командованию поступила информация, что противник сосредотачивает мощные группировки войск в Восточной Померании и Верхней Силезии на флангах соединений 1-го Белорусского фронта… На решение о приостановке наступления на Берлин в феврале 1945 года большое влияние оказали данные не только собственной (советской) разведки, но и информация, полученная от западных союзников, и в первую очередь от британского Генерального штаба»[277].

Сведения об увеличении сил немцев в Восточной Померании Ставка ВГК получала от руководителей британской и американской военных миссий. Напомним, что 12 февраля начальник армейской секции английской военной миссии в Москве полковник Бринкман передал в советский Генштаб данные о переброске 6-й танковой армии СС на советско-германский фронт. Текст сообщения британского полковника был телеграфирован в штаб маршала Жукова[278].

20 февраля руководитель американской военной миссии в Москве бригадный генерал Дж. Дин также передал начальнику советского Генерального штаба сообщение о том, что немцы создают две группировки для контрнаступления: одну в Померании для удара на Торн, вторую в районе Вена — Моравска-Острава для наступления на Лодзь. В сообщении американского генерала также указывалось о переброске в эти районы 6-й танковой армии СС. Эти сведения были сообщены Жукову.

21 февраля 1945 года начальник советской военной разведки генерал-лейтенант И. Ильичев опроверг утверждения Бринкмана и Дина о переброске германским командованием 6-й танковой армии СС. По данным, добытым разведчиками ГРУ, указанная армия направлялась в Венгрию, в район озера Балатон.

Данные Бринкмана и Дина поступили в советский Генштаб раньше и были учтены Жуковым при оценке обстановки в период подготовки операции по взятию Берлина. Учитывая значительное усиление войск противника на Берлинском направлении и нарастание угрозы на флангах, Жуков замедлил темпы наступления на Берлин.

Сведения, поступившие от Бринкмана и Дина, оказались дезинформацией. Достоверно известно, что и британская, и американская разведки располагали сведениями о том, куда точно направлялась немецкая 6-я танковая армия СС, которой командовал генерал Зепп Дитрих. И эти достоверные сведения были получены советской разведкой от надежного источника, который был сотрудником британского военного ведомства. В исключительно ответственный и, можно сказать, решающий момент завершения войны против фашистской Германии советская военная разведка смогла добыть исключительно ценные сведения и тем самым опровергла дезинформацию, переданную в советский Генеральный штаб представителями союзников, и, более того, спасла от разгрома 3-й Украинский фронт под командованием маршала Толбухина.

1 апреля 1945 года У. Черчилль писал Ф. Рузвельту: «Русские армии, несомненно, захватят всю Австрию и войдут в Вену. Если они захватят также Берлин, то не создастся ли у них слишком преувеличенное представление о том, что будто они внесли подавляющий вклад в нашу общую победу, и не может ли это привести к такому умонастроению, которое вызовет серьезные и весьма значительные трудности в будущем? Поэтому я считаю, что с политической точки зрения нам следует продвигаться в Германии как можно дальше на восток, и в том случае, если Берлин окажется в пределах нашей досягаемости, мы, несомненно, должны его взять»[279].

Весной 1945 года вопрос о взятии Берлина превратился в важную политическую проблему. Поэтому взятие Берлина было пешем тайного соперничества не только между политическими лидерами СССР, США и Англии, но сферой бескомпромиссной борьбы между разведками этих государств. Судя по результатам этого соперничества, в целом советская военная разведка оказалась сильнее.

Кто же приказал американскому генералу Дину и британскому полковнику Бринкману передать в советский Генеральный штаб дезинформацию? Видимо, этот вопрос останется без ответа. Впрочем, это и не имеет особого значения. Важно то, что весной 1945 года еще до окончания Второй мировой войны в отношениях между СССР с одной стороны и США и Великобританией с другой наступил новый период. Доверительность и взаимодействие уступали место соперничеству.

…20 апреля 1945 года в Берлине был прекрасный солнечный день. Однако, несмотря на хорошую весеннюю погоду, в Берлине день рождения Гитлера не отмечался. Возможно, этому помешал налет авиации противника. Где-то около полудня британские и американские бомбардировщики обрушили массированный удар на центр германской столицы, где находился правительственный квартал. Взрывы авиабомб заглушили бы традиционный звон бокалов с шампанским. Поэтому последний свой день рождения Гитлер отмечал тихо, в подземном бункере[280].

Налет продолжался почти два часа, бомбардировщики проходили на большой высоте, в тесном строе и сбрасывали бомбы строго одновременно. Немецкие зенитные установки были бессильны что-либо сделать. Они были не в состоянии поразить цели на такой высоте.