Пока люди в замешательстве озирались: пройдёт ли туча? – собаки вымокли. Зря Наташка сушила их феном для пышности. Вымокли наскоро собранные в стопки Асины картинки, пряники и холщовые сумки.

Кинулись загонять под навес животных и убирать вещи. Не суетился один Пашка. Сев на корточки возле образовавшейся по краю лужайки «запруды», он наблюдал за пузыристыми ударами капель. Кутерьма противоречивых течений кружила воду, с «головой» накрыв траву и бутоны одуванчиков. Пашка заметил, что один из пузырей держится дольше других. Как маленький танк, он пробивал себе дорогу между травинками, искал свободные протоки и лопнул, только когда наткнулся на ветку.

Тем временем всё новые и новые пузыри-«шаттлы» десантировались на поверхность воды и вступали в неведомое сражение. С увлечением наблюдая за действиями дождевой армии, Пашка иногда протягивал руку и осторожно убирал то или иное препятствие на пути «шаттла», за который болел. Порой задетый пузырь взрывался.

– Ну что, невесты! По домам? – сложив в сумку непроданные сувениры, сказала Виолетта и подошла к Пашке проститься. – Павел, это только начало. Твой первый опыт. Закаляйся! – сказала она замершему над лужей мальчику. Тот не обернулся.

Татьяна, Саня, Наташка и Курт поблагодарили бескорыстных помощниц от своего имени и от имени государя. Курт вызвался проводить их с вещами до машины, но Виолетта отказалась:

– Нет, братцы. Сами допрём. Лучше бегите, сушите хвостиков!

Наперегонки вбежали под крышу, и сразу пол шахматного павильона обрёл камуфляжный рисунок. Запахло по-дачному – мокрым деревом терраски. Ася открыла контейнер с котлетками и угостила собак, а люди согрелись оставшимся в термосах сбитнем. По железному конусу крыши бил дождь. Под его расстроенный марш все вёсны, осени и лета Полцарства, которые уже не могли свершиться, прошли по двору, приветливо постукивая в окна.

– А из моих никто не пришёл. Надо же! – озадаченно качнул головой Саня.

Он рассказал о ярмарке некоторым пациентам, из тех, что не стеснялись звонить ему за советом днём и ночью. Саня считал, что точно придут Никитины – Оксана с мамой. Они живут вдвоём, Оксана водит машину, у них дача. Рассчитывал на Снегиринских – молодых пенсионеров, у которых недавно умер пудель. Надеялся на чувствительного диабетика Серёжу, собиравшегося завести пса, чтобы вынудить себя наконец к оздоровительным прогулкам. Он был уверен в приглашённых. Не в том, что они непременно возьмут собаку, но в том, что, как обещали, придут «поболеть».

– Ну что, Александр Сергеич, уволитесь теперь из поликлиники своей? – сказал Курт.

На этом сокрушения были оставлены. Предстояло обговорить план дальнейших действий.

В своём посёлке недалеко от Москвы Наташка нашла соседей, бравшихся за некоторую сумму подержать у себя собак. Это потому было хорошо, что Наташка могла проведывать их каждый день. Ася договорилась с Алмазом, тем самым, что в конце февраля перевозил к Пашке замоскворецких собак. Он обещал прибыть по звонку на «Газели». На этот раз ему предстояло отвести за город четырёх псов, включая и Гурзуфа с Марфушей.

Тимку-безлапого, Нору-эрделиху и Василису-падучую, нуждавшихся в серьёзной медицинской поддержке, на время – по крайней мере до тех пор, как об этом проведают родители, – вызвался приютить Курт. Джерика забирала Татьяна. Оставался открытым вопрос с Агнеской, которую по причине страшной пугливости не взяли на ярмарку, а оставили в ветпункте с Джериком.

Когда дождь кончился, собак заперли в шахматном домике, а сами пошли возвращать Людмиле на склад, что одалживали. Занесли потом в кафе отмытые термосы и на обратном пути обнаружили, что Пашки нет.

Никто не заметил, когда он исчез. Предположительно, это произошло на отрезке между складом и кафе, потому что на складе – это запомнили все – государь гордо пообещал Людмиле вернуть ключи от домика завтра утром.

Бросились искать врассыпную, и уже через минуту Наташка сбросила остальным эсэмэску – «На аллее у кормушки!».

Маленький, с мокрыми слипшимися волосами, он шёл вдоль скамеек, останавливаясь возле деревьев и извлекая из-под коры и из прорех в стволах следы человеческого присутствия – блистер из-под таблеток, смятую упаковку сигарет, разорванную перчатку, розовое сердечко от заколки. А в стволе липы, росшей возле самой скамьи, в невысоком дупле была устроена пепельница. Её содержимое размокло под ливнем. Пашка бесстрастно собрал окурки в ладонь, пересыпал в стоявшую тут же урну и, не вытирая рук, двинулся к следующему дереву.

– Не трогайте его, пусть бродит, – сказал Саня.

Постояли и, не окликнув, ушли.

Государь вернулся, когда начало темнеть. Долго отмывал руки под уличным краном, где вот уже несколько дней как дали воду. Фыркало и шипело в трубах, отвыкших за зиму от работы.

Встряхивая мокрыми руками, Пашка вернулся во дворик к своим товарищам и сказал, что пока побудет с Джериком. Может, вынесет его погулять. Никто не посмел навязывать ему своё общество.

Около семи ветер пригнал отцепившийся от грозового фронта вагон – небольшую, но крепкую тучку, и сразу почернело в лесу. Светлый вечер превратился в ночь. Ускакала на электричку Наташка, обещав приехать завтра ни свет ни заря.

– Ну что, может, и я пойду? – сказала Татьяна. – Зверьё-то моё дома ждёт. Ну, Джерика тогда не потащу, раз вы дежурите. К Пашке мне зайти или уж не надо?

Саня взглянул на Таню и впервые заметил, как она похожа на племянника суровой угловатостью лица и характера.

– Не нужно, иди, – качнул он головой. – Не беспокойся.

– Ну тогда пока, Александр Сергеич! Продержитесь уж последнюю ночку! – сказала она и, положив крепкую, в жилках, ладонь ему на руку, пониже плеча, виновато прибавила: – Ты уж прости, люблю я тебя. Что делать.

– И я тебя люблю, Танюша, – кивнул Саня, и они расцеловались сердечно, как, встретившись во время большой беды или радости, целуются родственники.

Вслед за Татьяной и Ася принялась собираться. Вымыла и убрала в пакет контейнер из-под котлеток, прихватила мокрую кофту и подошла к брату. Почти весь день она молчала, и теперь её голос зазвучал незнакомо, как будто даже с хрипотцой.

– Не пришли мои ребята симпатичные, которые Василису хотели взять, – проговорила она и оглянулась порывом, словно вдруг мелькнула надежда. – А я думала, придут… Ну, теперь уж не буду лишнего думать о людях!

– Ну и мои не пришли! И что? Ася, ты послушай меня! – взяв сестру за плечи и легонько встряхнув, сказал Саня. – Тут нельзя никого винить. Нет виноватых!

– Нет виноватых? – тихо, с расцветающей в глазах злостью сказала Ася. – Ты так думаешь? А может быть, есть? Может быть, есть один такой простой, голубоглазый, ревнитель здоровой семьи?

– Да забудь ты уже о нём! Хватит! – крикнул Саня. Бессонная ночь, неразрешённый вопрос с Марусей, жалость к Пашке и старым псам – всё сошлось и забурлило. – Ты посмотри, что с тобой творится! Посмотри, из глаз у тебя что сверкает! Я твой брат, я тебе запрещаю ненавидеть!