Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На картах Хризолит делала множество пометок и линий, повсюду были наскоро набросанные записи и чертежи… некоторые были на обрывках страниц старых книг и даже на кусках ткани: бумаги из водорослей отчаянно не хватало. Командующая не просто собирала карты, она тщательно изучала землю.
– Что вы ищите? – спросил я, стараясь уловить смысл бесчисленных пометок и рисунков.
– Воду, – сухо ответила Хризолит.
Небо, неужели это был сарказм?…
– Что тебе нужно? – спросила Командующая, оторвавшись, наконец, от бумаг.
– Я отправляюсь в гроты, пришел за своими надзирателями, – ответил я.
В напарники я получил двух черных. Краб, бывший патрульный с Остова, и Мидия, бывшая патрульная. Оба они были молоды, не старше тридцати лет, и довольно слабы. Однако, чтобы, в случае опасности, вытянуть меня из глубины на сушу, их двоих должно быть достаточно.
– Я привяжу к своему поясу веревку, и буду подавать сигналы, – объяснил я им, когда мы уже пришли в грот. – Дерну один раз – выплываю. Два – тяните. Веревку я взял самую длинную, ее должно хватить, но, если не хватит, привяжете к концу другую. Это – песочные часы на десять минут. Когда они иссякнут, сильно дерните за веревку. Так я буду знать, что пора возвращаться.
– Десять минут!? – возмутилась Мидия. – Всего лишь?
Похоже, эта странная стражница жаждала представления, отправляясь со мной в гроты… С самого первого момента она смотрела на меня во все глаза.
У нее были короткие черные волосы, отстриженные, как у мужчины. Зеленые глаза. Белая кожа с мелкими темными веснушками на носу. Смотрела она лихо, и мне это нравилось. Когда я разглядывал ее, в моей памяти что-то едва ощутимо зашевелилось, но даже если мы и правда виделись, вряд ли это была хорошая встреча, о которой стоит вспоминать.
Хотя соображала миленькая стражница явно худо.
– Если он будет плыть все это время, чтобы вернуться, ему понадобятся те же десять минут. Он пробудет под водой все двадцать, – объяснил ей Краб. Он уже взялся за дело и осматривал веревку, которую я принес, проверял, нет ли потертостей. – Не то что бы я не доверял жителям Огузка, но все же я должен спросись: какие у нас с тобой будут проблемы? – он посмотрел на меня предупреждающим взглядом.
– В прошлый раз я спустился под воду, провел где-то семь дней, а затем выплыл в другом месте, ничего не помня, – я решил рассказать то же, что, скорее всего, рассказала им Командующая. – Я не знаю, что со мной будет в этот раз. Поэтому мне и нужны вы: вы меня вытащите. Если я вдруг опять пропаду, зовите Погодника… Предводителя фиолетовых.
Краб скептически хмыкнул: ему явно казалось неправдоподобным, что человек может вот так вот запросто забыться. Да я и сам бы ни за что не поверил.
– С твоего позволения…
Краб обмотал мое туловище веревкой на подобие поводка, затем достал небольшой замок и зацепил его через волокна веревки на узле.
– На случай, если вдруг снова забудешься и попытаешься отвязаться от нас, – сказал он, не двусмысленно проверив надежность замка.
Я нацепил на лоб повязку с грибом под стеклом. В полумраке пещеры шляпка уже источала мягкий синий свет. На глубине она должна засветиться сильнее.
Я начал глубоко дышать, делал хороший вдох, затем задерживал дыхание и резко выдыхал. Почувствовав, что готов, я с разбегу нырнул в грот, и не на ярус, как раньше, в самую середину, в темнеющую глубину.
Потоки струящейся теплой воды обтекали мое тело, мягко направляя обратно к поверхности, но я упорно скользил вниз, внимательно изучая стены.
Света гриба было достаточно лишь для того, чтобы я видел, что находится прямо передо мной, но больше мне было и ненужно. Основным проводником в темноте было вовсе не зрение.
Я быстро нашел ту самую жилу мариния, которую почувствовал семь дней назад. Она все так же теплела, невидимая в пласте бесцветного камня. Я дотронулся до нее, ощутил ладонями, затем закрыл глаза и потянулся к ней мыслями. Едва ощутимо я коснулся ее сознанием, и стал ждать ответа. Несколько секунд ничего особенного не происходило, но потом где-то внутри моего мозга возникла короткая вспышка света… Я раскрыл глаза и отпрянул от металла.
Мое тело по-прежнему обхватывает веревка, а наверху светлеет небольшой костер, который я попросил зажечь Мидию. Все в порядке. Я там же, где и был. Значит, можно попробовать еще раз.
Прижавшись всем телом к теплому камню, я уперся лбом в металл и бросил внутрь него все сознание, старался прочувствовать каждую частицу жилы, ощутить ее всю, как продолжение себя.
Ведь было же в тот раз что-то такое, что заставило меня остаться под водой, возможно, поплыть глубже и оказаться в другом месте!
Жила оказалась тоненькой, но ее нить уходила глубоко вглубь камня, и тянулась не вниз, как я надеялся, а в сторону Остова.
Мысленно я уходил все дальше, протискивался сквозь камень, стремясь сам не зная к чему. Приходилось прикладывать усилие к каждому пройденному миллиметру, а концентрироваться становилось тем тяжелее, чем дальше я забирался. Вдруг… Это произошло резко, как вспышка света!… Нить вылилась в целый мир, меня будто выкинуло из ручья в океан! Мое сознание, сосредоточившееся на точке, в миг рассеялось в огромном пространстве, стала неосязаемым, и я вместе с ним рассыпался, растворился… И тогда я почувствовал, что под землей кто-то есть.
Это были ступни. Они медленно двигались. Это были люди. Один из них положил ладонь на меня – на часть металла. Я почувствовал оледеневшую кожу. Ногти царапнули металл, и это отдалось легкой щекоткой… Я почувствовал нестерпимую жажду этого человека. Она была настолько сильной, что поглотила его без остатка: он страдал, и хотел только утолить свое желание.
И вдруг я ощутил, как слабую вибрацию, его отклик. Человек почувствовал меня. Его ладонь прижалась ко мне, он всем телом подался к жиле, бросился на нее с душераздирающим криком…
Резкий рывок вырвал меня, оторвал от опоры, веки разомкнулись, и пестрый камень заплясал перед глазами. Меня потянуло вверх, жила удалялась, но всем существом я еще был где-то внутри… абсолютная связь истончилась и в миг оборвалась, причиняя чудовищную боль.
Из груди вырвался крик, я выпустил пузыри воздуха… драгоценный воздух!
Мечась под водой, я не мог начать плыть, я не знал, где дно, где поверхность, глаза затуманила пелена! Легкие горели, я мучительно задыхался, все тело сжали ненавистные веревки… и