вдруг я почувствовал руки.

Пальцы впились мне в ребра, сжимая их до треска. Все мое тело рванули вверх.

Оказавшись на поверхности, я согнулся в тошнотворном кашле, вода вытекала из горла, и я никак не мог начать дышать… Наконец, воздух с треском ворвался в легкие! Хрипя, я сделал первый вдох.

– Пучина тебя забери, проклятый нетопырь!!!… – орал стражник.

Я повалился на спину и закрыл глаза.

Покалывало кончики пальцев и ступни, тянущее ощущение, онемение на переносице. У меня начинался приступ.

Руку начало бить. Все свои мысли сосредоточил на серьге, и пытался выпрямить внутри себя невидимые каналы… я бросил на это все силы, но части тела одна за другой стали биться в судорогах, которые я не мог прекратить.

– Ему плохо! Надо что-то делать… он сейчас сдохнет!

Спину выгнуло, шея словно окаменела, вытянувшись… в животе наливался тяжестью тугой пылающий ком, он становился больше и больше, пока не достиг головы и не потух.

Когда я очнулся и открыл глаза, увидел лицо Мидии. Широко открытые перепуганные глаза… зеленые.

Я поднялся.

Краб сидел в углу грота, я находился возле купели. Веревка, которой меня связали, была разрезана на куски.

– Что случилось? – недоуменно спросил я, пытаясь припомнить, что же произошло.

– Крабье дерьмо! – выругался Краб. – Вонючее крабье дерьмо!!! – проорал он.

– Ты в порядке? – Мидия ухватила меня за плечи, заглядывая в глаза. – Мы думали, ты умрешь!

– Лучше бы ты сдох, проклятый сын мурены! Протухший помет чайки! Хилый моржовый хрен!

– Ты совсем ничего не помнишь? – удивленно спросила Мидия, трогая мой лоб.

Мой мозг загорался от малейшего напряжения, и я не смог заставить себя сосредоточиться. Вместо этого я расслабился, буквально повалился в заботливые руки стражницы, и позволил своей памяти окутать меня призрачными воспоминаниями.

Я был внизу.

Жила мариния.

Далеко внизу.

Жаждущий человек.

Рывок.

Приступ.

Я рассмеялся.

Я смеялся громко и долго, и как приятен был этот легкий будоражащий смех!

Я чувствовал себя так, будто с моих плеч свалился Остов!

Какое облегчение!

– Что ты ржешь, паучий огузок!? – взорвался Краб.

Я утер слезы, с трудом перебарывая новые позывы хохота.

– П-п… п-п-рросто… посто… Эт-то…

Пришлось выдохнуть. Язык снова начал путаться.

Я сел ровно, скрестил ноги, выпрямил спину, расслабил лицо и сделал глубокий вдох, во все легкие, так, что грудь надулась шаром. Потом медленно выдохнул.

Улыбнулся.

– Это был просто приступ. Видимо, я схватил очередную падучую после того, как ты оторвал меня от мариния… видимо, и те семь дней я забыл по той же причине: слишком долго был без воздуха, и получил припадок.

– О таких вещах надо предупреждать! – проорал Краб. – Ты чуть не подох у нас на руках! Ты просидел в этой чертовой дыре не меньше получаса! Мы все дергали и дергали, но ответа не было, я думал, ты привязал веревку к камню!

– Зато сейчас я помню, что там, – ответил я. – Все это было не зря.

– И что же там было? – тихо спросила Мидия.

– Я… – улыбка исчезла с моего лица.

Что, по сути, я узнал полезного, кроме того, что где-то недалеко есть огромная жила мариния и по ней ходят люди? По сути, если я им это сейчас скажу, они пошлют меня куда подальше: не так далеко от нас находятся шахты синих, и там по маринию ходят целые толпы людей.

Но человек, которого я видел, не был синим. Я точно знал это. Тот человек вообще был не похож на обычных людей. Он мыслил совершенно иными категориями: я даже не мог понять, чего же ему так хотелось.

– Мне нужно снова туда плыть, – решительно сказал я. – Я увидел, что под землей есть пещера… Думаю, она на той части острова, где голубые, или чуть дальше. Но я не знаю, как до нее добраться. Узнаю, когда спущусь вновь.

– Без меня! – рявкнул Краб. – Я не хочу, чтобы по моей вине погиб человек, пусть даже припадочный мутант!

– Успокойся, не видишь, с ним все в порядке! – попыталась угомонить его Мидия. – Он же живет на свалке! Тут ничего просто так не дается…

– Я отдохну, поем и тогда спущусь снова, – сказал я. – К моменту погружения я буду в порядке.

Как и всегда после припадка, я чувствовал некоторую легкость в теле. Казалось, я вижу больше цветов и тоньше чувствую запахи… Мысли были легкими, и решения давались легко.

– Принесите мне еды, – попросил я, вдруг поняв, что не хочу пробовать ходить при них.

Припадки не так страшны, как то, что после них. Не хотел бы я, чтобы они видели, что я не могу ходить прямо. Хотя я и не был уверен, что походка меня выдаст, рисковать не стал.

– Краб принеси ты, на нас на всех. Я посижу с ним, – сказала Мидия.

Она накинула мне на плечи свой плащ, и сама села рядом.

– Не думаю, что, даже если он захочет сбежать, ему это удастся после такого…

– В пучину вас обоих! – прорычал Краб, но послушно вышел.

– Он всегда ругается, когда волнуется, – объяснила мне Мидия, когда он ушел.

Я уперся спиной в стену и сложил руки на коленях, отдыхая.

– Тебя так ломало! Это было страшно, – вдруг сказала стражница. Я обернулся к ней и понял, что все это время она не спускала с меня широко раскрытых глаз. – Страшнее, чем твои бирюзовые глаза и твоя кожа. Чем твоя большая грудь.

Я удивленно вскинул брови. Какое ей до меня дело? У нее что, родственники есть на Огузке? Она видит кого-то во мне?

– Совсем не помнишь меня, да? – она неловко улыбнулась. – Я тебя вот вспомнила, хотя ты так изменился! А я, мне кажется, совсем не поменялась.

Я оторопело всмотрелся в ее лицо.

Где мы могли видеться с молодой стражницей, да еще так, чтобы у нее остались хорошие воспоминания?…

– Я помню тебя! – воскликнул я, просветлев. – Ты дала мне воды, когда я мучился от солнца в клетке.

– Нет же! – она насупилась. – То есть да, это была я… Мы учились с тобой семь лет, Дельфин! Солнце, смотрю, выжгло все твои мозги, раз ты не помнишь, кого дергал за волосы все детство!

Наконец, воспоминания зашевелились в голове… школа, как и вся жизнь на Остове, теперь была все равно, что странный сон, увиденный много лет назад. Но все же я вспомнил чернявую девочку, с которой как-то собирал крабов в подземных ручьях. Мы не были хорошими друзьями, но с той самой прогулки за крабами, когда нам удалось побыть вдвоем, она стала предметом моего обожания.