А ведь как подумаешь, что частью тьмы я был всегда, всю своюжизнь… В том числе и осенью 1918 года, когда оказался в Энске в связи с некимифинансовыми делами. Не слишком-то охота мне входить в подробности этих дел,поскольку они вызовут у вас, мои дорогие, сильнейшее ко мне отвращение, нодеваться некуда.

Тогда я служил у большевиков (роковая ошибка моей жизни, закоторую я потом расплачивался долгие годы!) и был одним из тех, кто отправлялиз Энска запасы конфискованного у царского правительства золота. Оно хранилосьв подвалах госбанка, и во множестве ящиков его отвозили на вокзал, грузили вэшелоны.

Где золото, там и преступления. Так было во все времена,ничего не изменилось и после революции, которую учинили большевики. На операциипо отправке золота многие нагрели себе руки. Не упустил случая и я.

Не стану посвящать вас в подробности, как, каким образом мнеудалось украсть небольшой ящичек, набитый монетами царской чеканки ибриллиантами, как удалось спрятать его. В ту пору был у меня верный человек вЭнске, звали его Борис, и о нем была очень высокого мнения ваша, Татьяна,матушка, покойная Лидия Николаевна. Борис, впрочем, к хищению золота отношенияне имел, он просто мне помог потом выкрутиться.

Эту историю я никому не рассказывал. Даже Инне. Она бы неповерила. Я ведь, когда служил своим прежним однопартийцам, служил им не застрах, а за совесть, все эксы, которые я организовывал, проходили безупречно, иникогда ни копейки экспроприированных денег не оседало в моем кармане. И вдругтакое… Если я не крал у враждебной власти, с которой можно было совершенно нецеремониться, почему решился украсть у власти, которую сам завоевывал иустанавливал?

Все очень просто. К тому времени я уже понял, что властьбольшевиков будет властью, основанной на постоянном страхе, а не на торжествеидеи. Служить такой власти мне не хотелось, и я решил сбежать, но надо былообеспечить свое будущее. А главное – хотел с помощью украденных денегобеспечить будущее своему сыну, хотя даже имени его в ту пору не знал. Я толькоподозревал, что он есть на свете, потому что женщина, которая была мне близказа несколько лет до того, родила ребенка.

Теперь я все знаю. Вы, Танечка, многажды рассказывали мне обэтом мальчике. Его зовут Павел, он сын вашей харбинской приятельницы, МариныАверьяновой. Она изменила отчество, изменила фамилию, но я сразу узнал ее поописанию. Вы сказали о ней Инне, а Инна, умирая, открыла мне.

Иметь сына – было моей болезненной страстью всю жизнь. Как ямечтал увидеть его! Но если вы читаете это письмо, значит, мечта моя неисполнится. Зато надеюсь, исполнена будет моя предсмертная просьба.

Найдите моего сына. Найдите Марину. Отдайте им то, чтоосталось в Энске и что ждет моего наследника с 1918 года.

Да, я оставил клад в Энске. Забирать его с собой было быверным провалом, верной гибелью, я не довез бы его даже до Москвы, не то что доПарижа. Если он по-прежнему лежит в первом этаже дома, находящегося на окраинеСормова… Я там жил некогда. До сих пор вижу тот дом так же ясно, как если бы ясейчас стоял в комнате, где под стеной достаточно вывернуть две половицы… Но нетак все просто. Там пространство под полом перекрыто толстым бревном. С первоговзгляда кажется, что бревно не вывернет и Илья Муромец, а на самом деле оноподсунуто под доски. И если его поддеть покрепче, оно сдвинется, и тогда вземле нужно искать узкую доску, обернутую клеенкой. Копать следует именно натом месте, где окажется дощечка. Под ней зарыт тщательно обернутый в вощенуюбумагу и обшитый клеенкой ящик. Это наследство моего сына.

Танечка, Рита, я ничего не имею против того, чтобы частьсокровищ принадлежала вам. Вы состоятельные люди, однако деньги, как известно,лишними не бывают. Возьмите, сколько сочтете нужным. Только не забудьте промоего сына и его мать. Обеспечьте им достойное существование, молю вас! Ну аесли… если участь Марины и моего сына окажется печальна и деньги, некогдаукраденные мною, им уже не понадобятся, тогда распорядитесь ими так, каксочтете нужным. Возьмите их себе, отдайте вашим родственникам, которые осталисьжить в Энске (да-да, я очень много знаю о вас, о вашей семье, мои дорогие!), вконце концов – раздайте бедным людям. Если эти деньги не смогут сделатьсчастливым моего сына, мне все равно, что с ними произойдет.

Ну вот. Теперь я письмо закончу. Ниже приложено подробноеописание места, где спрятан мой клад, адрес того дома, ну а на случай, еслиулицы переименованы, точное топографическое описание всех подходов к нему.

Помнится, еще мальчиком, читая Роберта Льюиса Стивенсона, ямечтал найти карту, где будет начерчено местонахождение некоего клада. Теперь ясам рисую такую карту и надеюсь, что, руководствуясь ею, вы легко найдете томесто, где спрятаны мои «пиастры, пиастры, пиастры».

Прощайте, мои милые, дорогие девочки. Благодарю судьбу,которая свела меня с вами, благодарю ее прежде всего за то, что она дала мневозможность спасти однажды жизнь Риточке и сделал вас обязанными мне. Дарассудит нас всех Бог там, где будут сводиться все счеты.

Ваш Всеволод Юрьевич Сазонов, Юрский, Андрей Туманский – ивсе остальные, кем я только был.

А теперь смотрите план…»

– Осторожно, здесь все сгнило. Наступай сюда, кажется, этаступенька чуть покрепче. Нет, не надо подниматься, стой внизу! Я сам поднимусь ивсе посмотрю, а потом расскажу тебе.

– on Dieu и Боже мой! Да ничего со мной не случится,успокойся. Я еще не настолько растолстела, чтобы меня не смогла выдержатькакая-то несчастная ступенька. Дай мне руку, пожалуйста, и перестань причитать,как старая бабка. Я непременно хочу увидеть второй этаж. Что за интерес мнестоять внизу и слушать твои описания? Я столько слышала об этом доме и отЛидии, и от Эвелины, что просто умру от любопытства, если не увижу их комнату.Ага, вот и она. Да, все разрушено. Здесь пожар был, да? Или просто так, длязабавы подожгли? Смотри, наверное, под этим окном проезжал Константин Русанов,а Лидочка с Эвочкой по очереди висли на подоконнике, надеясь привлечь еговнимание.

– Не забывай, тут еще Олимпиада была. Она тоже страдала поКонстантину Анатольевичу.

– И тоже без толку. Одной только Эвочке повезло, но онаслишком быстро пресытилась своим счастьем. Слушай, бабуля Ле Буа говорила мне,что у них с Лидусей на стенке висели два портрета, две акварели, на которых онибыли – не отличишь одну от другой. Эти портреты сохранились, не знаешь?