С Ромой гуляли Вера Павловна и Милена Алексеевна. Они подводили его к колонке у дороги, и он пытался ухватить ладошкой длинную струю воды. Бабульки радостно потешались над Роминым простодушием. С Миленой Алексеевной, однако, вышло нехорошо. Она вообще в Роме души не чаяла, всё время была готова вырвать его у нас и уволочь. Однажды она, будучи простуженной, обтискала Рому, и он впервые в жизни заболел наибанальнейшим ОРВИ. В отношении дружбы Алины и Милены Алексеевны сие немудрёное событие оказалось роковым. Милена Алексеевна была безжалостно отлучена от общения с ребёнком. Мои попытки урезонить Алину, чтобы она не карала нашу взрослую подругу столь сурово (в конце концов, недоразумение это выросло на почве всё той же неразумной отчаянной любви), Алиной решительно пресекались. Рома был святыней. А святыню не положено окроплять соплями с вирусами. Ирония не помогала, логика тоже, библейские принципы о понимании, проницательности и великодушном прощении и подавно. Я быстро оставил попытки. Здесь Алина была — кремень. На Милену Алексеевну было жалко смотреть, но ничего нельзя было поделать.

Работа изматывала. К концу третьего года работы в Просцово терапевтом на две ставки я чувствовал себя измождённым и буквально считал дни до отпуска. Усугублялась ситуация тем, что почему-то всё чаще попадались пациенты с гонором, которые упрекали меня в невнимательности и непрофессионализме. Однажды случился вызов в самый дальний посёлок Дерягино. Меня встретила семья, прибывшая из К… С порога мне был сделан намёк на мою очевидную неопытность и бесполезность, мол, а нет у вас тут кого-нибудь в вашей глуши из докторов чуть-чуть постарше хотя бы, ибо происхождение наше ведётся из центра Вселенной и болезнь наша не по вашим юным мозгам. И всё это было приправленно открытым хамством и едва ли не агрессией с опорой просто на то, что они из цивилизации, а тут папуасы одни. Я был оскорблён, хотя и держался изо всех сил, чтобы сохранить христианский, да и просто человеческий облик.

Однажды я выпил лишнего на работе, и это было отмечено Татьяной Мирославовной. Она законно возмутилась. Мне было стыдно. Особенно в виду того, что я уже обозначил себя перед всем белым просцовским светом, как христианин.

Сидя на своём любимом крылечке под окнами Веры Павловны я готовился к очередной «tw». Была статья о воскресении. Библейские доказательства. Я подумал, что этот вопрос ещё не опустился в моё сердце. А ведь важно, чтобы истина вся, в полной мере легла туда. Я успокоил себя, что нужно какое-то время. И это было правильно. У меня, я знал, был неплохой настрой и формировалось верное понимание принципов. Это было важно.

В начале июля на стадионе «Локомотив» в К… состоялся трёхдневное большое собрание. Ходили слухи, что православные собираются устроить пикеты. Народу было много и было жарко. Алина отсидела первую половину первого дня и ушла с Ромой домой; уговорить её остаться не удалось. Она видела моё рвение, понимала, как всё это для меня важно; понимала и то, насколько правильно и хорошо обучение, которое мы получаем здесь, и она была рада за меня. Но она ни разу не сказала на истину: «Ах!». Это огорчало. И огорчало сильно. Я понимал, что мне жить с этим: отсутствие единогласного восторга неизбежно будет охлаждать. Но меня гнало вперёд. «Для Бога всё возможно», — сказал Христос. И я изо всех сил стремился построить сначала своё здание веры. В перерыве подошла Лиза Травняк. Она познакомилась с моими родителями и представила нам свою маму: мама совсем недавно начала изучать с Лизой Библию и впервые посещает большое собрание. Я подумал: «Вот ведь, бывает же и так: не только родители передают детям духовное наследство, а и наоборот». На конгрессе объявили о выпуске и раздали всем присутствующим по экземпляру новой книги: «Свет пророчества Исайи».

Подошло время-таки мне «сдаваться» на некрещёного провозвестника (у bf это промежуточная фаза, когда человек уже официально проповедует вместе с собранием, но ещё не крестился). В одну из суббот Субботины отвезли меня на встречу собрания «К… — Семёново». Встреча проходила в том же 14-м лицее. Там была ещё группа глухонемых. Как выяснилось, не только Павлов, но и Олег Сторицкий, и Илья Востров знали жестовый язык и служили в группе переводчиками. «Семёновцы» были гораздо более громкими и не такими степенными, как «юго-восточники». Детишек было меньше, но молодёжи гораздо больше. Собрание гудело как пчелиный рой. Там и сям хохотали в голос. Ко мне по очереди подошли Серёга Саблин и Илья Востров и поприветствовали меня как ни в чём не бывало, как будто я уже тысячу лет в этом собрании. С Олегом Сторицким разговорились более задушевно и внятно: про моё житьё-бытьё, как моя проповедь. Я поделился, что моя жена пока довольно холодно воспринимает истину, и я ума не приложу, что с этим делать. Олег с серьёзным лицом внимательно выслушал меня и тихими словами, с обнадёживающими, едва ли не ласковыми интонациями заверил, что время всё исправит.

Мы спели песню с Андреем Субботиным по одному песеннику. Речь произносил Андрей Светлов. Андрей был не то что харизматичен, но увесист и гармоничен. В какой-то момент Андрей Субботин нагнулся ко мне и прошептал: «Здесь он перегнул: я видел план речи, там эта мысль была по-другому выражена. Схулиганил Андрюха слегка». Как всегда немногословный посыл, вслед за которым автоматом выстроились уже знакомые мне принципы (всё из апостола Павла): «чтобы вы научились от нас не мудрствовать сверх того, что́ написано, и не превозносились один пред другим»; «держись образца здравого учения, которое ты слышал от меня, с верою и любовью во Христе Иисусе»; «все испытывайте, хорошего держи́тесь».

Я переживал по поводу собеседования. В какой-то момент на меня накатило что-то сильное и странное, как будто это нечто было вне меня. Мне даже подурнело, прошиб пот. «Ты не должен этого делать. Ты поступаешь неправильно. Совершаешь роковую ошибку». Я не мог понять, откуда вдруг возникло это давление: от Бога или от Дьявола, но это было точно не просто совокупностью моих чувств и умозаключений. В таком состоянии я был минут пять. Кажется, я помолился про себя. Незванная волна отошла, но осталось неприятное тоскливое послевкусие. Ещё один экзамен, но теперь не на доктора, и даже не на отца и не на мужа, а на любовь к Богу. Полагаю, это был Дьявол. Подобное наплыло на меня ещё только один раз, года через два, когда я ехал изучать Библию с