Я одета в то, в чем меня арестовали, то есть на мне та одежда, в которой я уехала из Стоунхейвена ноябрьским утром, давным-давно. От рубашки все еще едва уловимо пахнет дезодорантом, которым я пользовалась в тот день, а на брюках – пятно от кофе, пролитого мной в машине. Мои вещи болтаются на мне, они словно бы с чужого плеча. После почти двухмесячного заточения в окружной тюрьме солнце кажется ослепительно ярким, а воздух – таким сладким, что дышать даже немного больно.

Я подсказываю Ванессе, что лучше припарковать ее универсал в паре кварталов оттуда, в котором находится домик Лахлэна, – на всякий случай! Затем мы с ней идем к жилому комплексу пешком. Ванесса отстает от меня на полшага. Мы переходим от одного дома к другому, и она стреляет глазами по сторонам – похоже, боится, что Лахлэн выскочит из-за зарослей олеандра. Ветер плавно раскачивает кроны пальм, опавшие ветки лежат у подножия стволов, словно сброшенные птицами перья.

– А Лахлэн знает, где ты? – спрашиваю я.

– Я ему сказала, что еду навестить брата.

– Бенни. Кстати, как у него дела?

Ванесса смотрит себе под ноги, на тротуар, и старательно обходит старые, почерневшие пятна жевательной резинки, которыми усеян асфальт.

– То лучше, то хуже. Было улучшение, но в последнее время опять проблемы. – Ванесса немного медлит. – Хуже стало с того дня, как он узнал о твоем возвращении. Он просто больше ни о чем думать не желал, так ему хотелось снова тебя увидеть. Он даже пытался покинуть территорию клиники, чтобы разыскать тебя. И где – в Портленде!

Я слышу укор в последнем слове, но предпочитаю не обращать на это внимания. При мысли о Бенни, безуспешно пытающемся разыскать меня, у меня до боли сжимается сердце.

– Может быть, я потом могла бы навестить его.

Ванесса искоса недоверчиво смотрит на меня:

– Правда?

– Конечно.

Мысль о возможности увидеть Бенни наполняет меня легкостью. Быть желанной. Это то, чего стоит ждать, с чем стоит соединить будущее, к чему стоит идти. Когда в последний раз кто-то действительно хотел меня увидеть, пусть даже психически нестабильный бывший возлюбленный из далекого детства?

Мы с Ванессой обходим вокруг одного из домов – в том месте, где здания стоят вдоль узкой полоски гравия и высокого деревянного забора. Выше забора видны голливудские холмы, пальмы, а под ними дома, стоимость которых исчисляется восьмизначными цифрами. Эти дома стоят так, словно весь остальной мир их не касается. Где-то там, наверху, дом Алексея, и там на стене до сих пор висит картина Ричарда Принса с изображением медсестры – окровавленной и зоркой. А мне кажется, что это было в другой жизни.

Около каждого домика в комплексе небольшая площадка. Чаще всего на них стоят велосипеды, пластиковые стулья или горшки с пожухлыми растениями. Ванесса идет за мной к дому в дальнем конце комплекса. Мы останавливаемся перед кубиком с темными окнами. Я без труда перепрыгиваю через ограду. Ванесса смотрит на меня, вытаращив глаза.

– Давай, – поторапливаю ее я.

– А у нас не будет проблем?

Я обвожу взглядом соседние дома. Везде крепко закрыты ставни. Люди настолько боятся, что посторонние заглянут к ним в окно, что забывают сами выглядывать в окна.

– Никто не смотрит.

Ванесса перелезает через невысокую ограду и останавливается рядом со мной. Она тяжело дышит.

– У тебя есть ключ? – шепотом спрашивает она.

– Он мне не нужен, – отвечаю я.

Я приподнимаю вверх ручку скользящей двери и нажимаю на стекло плечом, чтобы качнуть дверь относительно рамы. Язычок замка выскакивает из паза. Дверь бесшумно скользит в сторону.

Ванесса прикрывает рот ладонью:

– Откуда ты знаешь, как это надо делать?

Я пожимаю плечами:

– Этому меня отец научил. Успел, пока моя мать его не выгнала. Он всегда так жутко напивался, что не мог найти ключи.

Ванесса смотрит на меня, широко раскрыв глаза:

– Кто же он был, твой отец? Не стоматолог, я так понимаю?

– Нет. Он был пьяница, картежник и любитель поднять руку на жену. Наверное, он или за решеткой, или помер. Надеюсь, что так.

Ванесса не отводит от меня глаз. Она будто бы не видела меня раньше.

– А знаешь, когда ты говоришь честно, ты – совсем другой человек. И пожалуй, ты мне такая больше нравишься.

– Забавно. Мне-то самой Эшли больше по вкусу. Она хотя бы не такая циничная. И вообще посимпатичнее.

– Эшли была фальшивкой. Даже странно, как я не поняла этого с самого начала, – фыркает Ванесса. – В настоящей жизни не встретишь человека, настолько поглощенного самим собой. В соцсетях такие есть, это в реальности я таких не встречала. Эшли всегда была слишком хороша, чтобы быть правдой.

Мы переступаем порог и входим в прохладную темноту гостиной Лахлэна. Я задергиваю шторы.

Дом – логово холостяка. Чисто и сурово. Обтянутый кожей диван, стулья, огромный телевизор, тележка-бар с дорогим алкоголем, винтажные плакаты с афишами кинофильмов на стене. Это жилище могло бы принадлежать кому угодно. Ни фотографий на каминной доске, ни безделушек на комоде, ни книжного шкафа, чтобы по коллекции книг определить образованность или вкусы владельца квартиры. Нет ничего такого. Лахлэн словно бы сознательно убрал себя с любых поверхностей и сделался невидимкой.

Мы стоим в полумраке и ждем, когда глаза привыкнут к плохой освещенности. Издалека доносится гудок автомобиля, где-то из открытого окна доносятся жестяные вибрации хип-хопа. Я поворачиваюсь на месте, разглядывая знакомую обстановку.

– Что ты ищешь? – спрашивает Ванесса.

– Тс! – шепчу я, закрываю глаза и прислушиваюсь к комнате, ожидая, что она заговорит со мной.

Но ковровое покрытие поглощает все звуки, остается только пустота. Я представляю себе, как Лахлэн ходит по этому дому и его шаги не слышны, потому что их поглощает ковролин. Но он должен был оставить какой-то отпечаток настоящего себя где-то посреди этих стен. Что-то должно быть тут, под пеленой старательно созданного миража, который он мастерски сотворил.

У стены стоит невысокий шкафчик. Я открываю дверцы и начинаю рыться в содержимом. Старая электроника, стопка книг по психологии человека, коробка от туфель «Хьюго Босс», битком набитая смартфонами. Я беру несколько телефонов наугад и пытаюсь их включить. Большая часть из них мертвы, а в аккумуляторе одного еще остался заряд. Как только телефон оживает, я просматриваю все, что в нем есть. Фотографий нет, текстовые сообщения стерты, но в истории звонков я обнаруживаю множество звонков по одному и тому же номеру в Колорадо.

Я нажимаю кнопку повторного набора и слушаю гудки. Наконец отвечает женщина, запыхавшаяся и злая.

– Брайен! – рявкает она. – И ты еще наглости набрался сюда звонить?